| 
                                     Блэйк подбрасывает его в воздух, ловя на лету, и он смеется заливисто и оглушительно.
 Ох, Господи, о, Господи. Если бы он просто был нормальным человеком, и мы могли бы просто жить нормальной жизнью, той которую он демонстрирует сейчас, пытаясь быть нормальным мужчиной. Он старается изо всех сил, дать нам все, что в состоянии. Да, я не знаю многое о нем, и, наверное, нам еще многое предстоит сделать, но это может быть началом нашей жизни. Ибо я собираюсь быть рядом с ним каждое утро, когда он открывает заспанные глаза. 
  
  
Сораб и я остаемся после завтрака с Томом, Блейк целует нас на прощание, но не берет нас с собой. Он собирается улететь так же, как и прибыл на «черном ястребе». Я прошу Тома заехать к Билли, и позвоню ей. 
— Ты в порядке? — торопливо спрашивает она меня. 
— Да, все хорошо. Мы уже едем к тебе. 
— Кто мы? 
— Сораб и я. 
— Сколько по времени? 
— Два часа. 
— Я буду ждать, — говорит она, и внезапно обрывает звонок. Я с удивлением смотрю на телефон в руке. Странно. Я подумала, что она, возможно, захочет пообщаться, узнать что-то больше. Ну да ладно. 
Я стучу в ее дверь, которая неожиданно тут же распахивается. Билли выхватывает Сораба и несется с ним в комнату, которую Билли и я специально декорировали, как детскую для Сораба. Слегка озадаченная, я закрываю входную дверь и следую за ними. Я вхожу в сине-желтую комнату, чтобы увидеть, как она кладет Сораба в его кроватку, пихает игрушки ему в руки и поворачивается ко мне с перекошенным лицом. 
— Что? — спрашиваю я, и она притягивает меня к себе, обнимая так крепко, что я едва могу дышать. 
— Эй, — говорю я. — Все хорошо. 
Она еще сильнее сжимает меня в своих объятьях, потом через какое-то время отстраняется. 
— Не ври мне, пожалуйста. 
Я смотрю на нее молча, немного онемевшая от шока, хотя голос ее звучит совершенно нормально, но я вижу слезы, которые бегут по ее по щекам. 
— Такое никогда не будет хорошо, правда? 
— Конечно, такое никогда не будет! 
— Нет, не будет, нет, — бормочет она мрачно. 
Я открываю и закрываю рот, пытаясь что-нибудь сказать, но ничего не получается. Просто раньше я никогда не видела Билли такой, и это потрясает меня до глубины души. Она всегда такая сдержанная и полная сарказма. 
— Старая крыса наконец-то сдохла. Ты не собираешься рассказать мне про эту аварию. 
Я медленно качаю головой. 
— Видишь, — говорит она, новые слезы льются по ее щекам. 
— Да, но теперь все кончено. 
— Кончено? Разве ты не видишь, что это никогда не будет «кончено»? Я молю Бога, чтобы ты никогда не вошла в это долбанутое семейство рептилий. 
Я беру ее за руки. 
— Но я войду, Билл, я уже там. Я люблю Блейка всем сердцем, и он отец Сораба, — я поворачиваюсь и смотрю на своего сына, который глазеет на нас своим большими, невинными глазами, не плачет, не капризничает, но я понимаю, что что-то не так. 
— Ты уверена, что сделала правильный выбор? 
На мгновение эти слова, словно шипы впиваются в мое сердце. Я закрываю глаза, а затем открываю и смотрю прямо в лицо Билли. 
— Я не могу без него, Билл, просто не могу. 
Билли вытирает нос о рукав своей растянутой футболки. 
— Разреши мне принести бумажные платки. 
— Ты не сможешь. Я использовала их вчера. 
— Ох, Билл! Подожди здесь. 
Я захожу в ее ванную и отматываю немного туалетной бумаги, когда возвращаюсь в комнату, она продолжает стоять именно там, где я ее и оставила. Я складываю туалетную бумагу в платочек, подношу к ее носу, и говорю: «Сморкайся». 
Она только молча улыбается, забирает свернутую туалетную бумагу и шумно сморкается.                                                                      |