К сожалению, когда я продирался через узкое отверстие, то как‑то не думал о сохранности этих вещей. Единственное желание, на уровне инстинктов, было выбраться на поверхность. Так что немного придя в себя, вспомнил об этих нужных мне вещах. Ремень с пистолетом тогда скользнул по ногам и остался внизу. Там же остались и плащ–палатка с фуражкой, превращённой в блин, пока я откапывался. Хотя вроде перед двумя последними смертями я уже не заботился об её сохранности и, кажется, завалил землёй. Вниз я не полезу, до того натерпелся, что в данный момент просто духу не хватит. Так что, если нет её на виду, брошу. Главное, чтобы плащ–палатка была цела. Хоть сверху её накину. Влажная она и грязная, но что ни говори, а от ветра защита.

— Интересно, патроны есть? – тихо пробормотал я, нащупывая ногой край могилы.

Встав на колени, я лёг на живот, почти сразу зашипев от боли. Какой‑то сучок пребольно впился мне под ребро. Убрав его в сторону, я подгрёб под себя листву и наполовину, вниз головой, залез в яму. Первым мне попался под руку край плащ–палатки, потом и ремень. А вот фуражка так и не нашлась. Видимо, я действительно закопал её, когда откапывался, утрамбовав землю своей тушей.

Выбравшись наверх, я бросил рядом ремень с кобурой и выдернул из могилы плащ–палатку.

С трудом встав, я подобрал все вещи и вернулся к дереву. Нос немного прочистился, и я стал чувствовать смрад грязного белья и, что уж говорить, тела. Пока вылезал, не раз пришлось ходить под себя. Санузла у меня не было, деваться некуда. Потом желудок очистился, и ходить под себя уже стало нечем.

— Сейчас бы речку, отмыться, – стуча зубами, пробормотал я. – А лучше в баньку, одеться в чистую одежду и сесть за праздничный стол. Эх, мечты–мечты.

Сжавшись в комок, дрожа от холода, я стал пережидать ночь. Через некоторое время я почувствовал, что меня стало клонить в сон. Этого нельзя было допустить – как умирают от переохлаждения, я знал. Нет, не так сказал: Я ЭТО ЗНАЛ КАК НИКТО ДРУГОЙ!!!

— Надо то‑то делать, – пробормотал я посиневшими губами.

С некоторым трудом встав, осмотрелся. Мгла немного рассеялась, и стало

возможным обозреть ближайшие деревья. Я ошибся. Это был не лес. Скорее всего небольшая роща вроде той, где меня тяжело ранили. Вполне возможно, тут же меня и похоронили, а раз так, то я знал примерное своё местоположение. Насколько помню, расположение штаба дивизиона до моего ранения находилось на полевом стане неподалёку от села Народичи у реки Уж. Я находился где‑то недалеко от Чернобыля, меньше ста километров. Но это пока предположения, утром точно будет ясно. По идее где‑то недалеко должен находиться тот самый полевой стан.

Чтобы согреться, я стал сгребать листву руками, морщась от боли в пальцах. У трёх были содраны ногти и повреждена кожа, остальные тоже выглядели неважно. Набрав гору листвы, я закопался в неё, продолжая дрожать от холода и пытаясь согреться.

— Твою мать! – был мой первый же возглас, когда я проснулся. Смотрел я на чистую кожу пальцев без видимых повреждений, да и ногти все были на месте. Это означало, что ночи я не пережил, соответственно уснул и замёрз. На улице всё ещё холодало. Может, долгое нахождение в могиле дало о себе знать? Ведь в ней я находился часов шесть, безостановочно откапываясь, потому что знал: остановлюсь – умру. У меня была обширная практика, и я стал докой в этом деле.

Проснувшись, я почувствовал странности в своём состоянии, поэтому высунул из листвы руку и, обнаружив своё новое воскрешение, выругался. Я уже привык ко всему этому постоянному оживанию, поэтому особо не обратил внимания, только порадовался, что все раны исчезли. Встав, я бодро огляделся и, сделав лёгкую разминку, адреналин буквально гулял по крови, направился к дереву и сушившимся вещам. Требовалось посмотреть их сохранность.

Первая новость: выводы оказались верны, это был не лес, а роща, которая фактически просматривалась насквозь.