|
И эти мечты были ей так дороги, что она даже не решалась заговаривать о них ни с матерью, ни тем более с отцом, опасаясь услышать, что все это глупости и никак не может быть. Но почему же глупости? Чем она<style name="a3"> и… он не</style> пара? Если только за осень и зиму<style name="a3"> он</style> не нашел себе жену там, в Плескове… Она, правнучка последнего словенского князя, второй женой быть не может, только старшей… Сердце замирало при мысли, что<style name="a3"> он</style> мог не дождаться ее, и Дивляна беспокойно теребила кончик косы. Вскоре все выяснится. Если<style name="a3"> он</style> приедет сюда на Купалу, значит… Но до Купалы еще так долго ждать! Весь травень-месяц и почти весь кресень. Казалось бы, за зиму ей следовало поуспокоиться, но чем ближе была весна, тем сильнее возрастало ее нетерпение. От тоски и жажды, чтобы Купала пришла поскорее, щемило сердце и было трудно дышать. Дивляна уже устала от своего ожидания, тем более тяжкого, что ни с кем, даже с сестрой, она не решалась об этом поговорить. Яромила не поймет: она слишком разумна и всегда все делает правильно. Вот разве что Велем… Он добрый. Он над ней не смеется, хотя и не верит, что из этого что-нибудь выйдет. А вдруг он прав? Ведь Велем — умный парень. Наверное, и правда ничего не выйдет, она все придумала, дурочка! И от этой мысли стало так больно в груди, что даже слезы выступили.
На подвижном лице Дивляны ясно отражались ее чувства и мысли, далекие от поклонения дедам, но, к счастью, родичи были заняты другим. Принеся жертвы, они уселись на расстеленные кошмы и овчины, чтобы разделить угощение с умершими предками. В землю на кургане закапывали крашеные яйца, первую ложку каши и первый блин клали в траву, лили пиво, медовуху и квас. С вершины курганов поднимались дымы, в сгущающихся сумерках блестел огонь. — Велько, пойдем стрелы искать! — Витошка дергал старшего брата за рукав. — Ну, пойдем! Теперь пора! — Да чего мы найдем там, чудо ты мелкое! — усмехался Велем. — Темно уж! — Ницьиво не темно! — не отставал Витошка. — Правда, Туряга? — Ну, не так чтоб темно, а если что, и пощупать можно, — рассудительно отвечал Туроберн. В свои семнадцать он, казалось бы, мог не увлекаться такими розысками, но всем видом выражал готовность пойти, если другие пойдут. Витошка почти висел на Велеме и тянул его в сторону погибшего городища. Мальчишки, кто посмелее, иной раз ходили к любшинским валам искать стрелы и до сих пор возвращались с добычей, несмотря на то, что сборы эти продолжались лет двадцать пять. — Да там повыбрали все, — попыталась унять младшего брата Яромила. — Сколько лет собирают, а стрелы же не грибы — сами не растут. — А цьито же Свойка Зорин прошлой весной нашел! И я найду! Мне пригодится! Может, еще цьиво найду! — Чего, а не цьиво! — привычно поправил Велем. Младший сын чудинки Кевы часто путал звуки «ч» и «ц», которых не различали чудины, говорящие по-словенски. — Когда научишься, чудо ты чудинское! Жениться скоро пора, а он все — цьиво да ницьиво, будто дитя малое! — Поцьом цьулоцки, цьиловеце? — поддразнила его Дивляна. — Да ты сам сперва женись, а потом меня уцьи! Учи то есть, — поправился раздосадованный Витошка. — Ладно, пойдем за стрелками! — Дивляна потрепала младшего брата по белесым вихрам. — Может, и найдем чего. И я с вами пойду. — А не страшно? — Велем с усмешкой покосился на нее. — Страшно. — Она взяла его за руку, прижалась к плечу и лукаво улыбнулась. |
