В целом, так все и вышло, причем даже со временем удалось угадать, спустились вниз мы как раз к наступлению темноты. Далее я конечно же дал людям время отдохнуть, повязать на руки белые тряпки, перекусить и подготовиться к бою. После чего, примерно к полуночи, вывел их на дорогу, и банально выстроив отряд колонной, повел его к нашей цели. Между делом прикидывая удобные для обороны позиции, насколько это мне позволяла темнота.

Мог бы поклясться чем угодно, ни на какое везение я не рассчитывал. При невозможности снять окликнувший нас пост бесшумно, все, что нам оставалось, это действовать на опережение. И когда нас никто даже не окликнул, удивился я, пожалуй, даже больше доверявших командирской мысли своего отбитого лейтенанта подчиненных. Судя по всему, охранение на дороге со стороны долины командовавший ополченцами мудак ставить счел банально ненужным.

Короче говоря, исключительно благодаря одному этому окрик «Кто это тут пожаловал?» я услышал, уже в метрах, наверное, в десяти от освещенной парой фонарей съемной рогатки, перекрывающей проем в ограждении полевого лагеря щемящих свободу торговли аборигенов.

Никакой команды от меня не потребовалось. Надлежащим образом заинструктированная солдатня, достаточно опытная для самостоятельной оценки ситуации и как никто другой заинтересованная пережить эту ночь, молча даванула вперед. Да так шустро, что доблестнейший из командиров от неожиданности на несколько секунд потерял всякое управление подразделением и стал одним из топчущего препятствие табуна. Если не сказать более, поскольку меня еще и на колья чуть было не насадили.

Ну а далее, поскольку «не обороняемые инженерные заграждения являются помехой, а не препятствием» даже в средневековье, рогатку тупо отбросили в сторону и ворвавшиеся на территорию лагеря наемники учинили резню.

Шансов у разве что успевшего проснуться противника не было. Я на волне уверенности в себе даже стрелков в сутолоку не пустил (приказ впрочем, выполнили не все). Задача не выпустить из ловушки ничто живое была не в пример более приоритетной, нежели сохранить укомплектованность капральств перед рукопашной. Периметр вражеский караул фонарями тоже подсвечивал, так что для лучников случилось раздолье – кустарник играл роль увивающей рогатки забора колючей проволоки и не давал возможности лагерь покинуть. Быстро, во всяком случае. Ну а я со своим монструозным двуручником, оруженосцем и «шеном Лексом» с двумя нанятыми тем в Бир-Эйдине слугами взялся перекрывать вход. Наши оппоненты на боевой опыт тоже не жаловались, так что среди избиваемых ополченцев вполне могли найтись отчаянные головы для контратаки.

Что тут можно сказать. Тут я, конечно же, угадал. Контратака прижимаемых к скале аборигенов впрочем, была скорее жестом отчаянья и до нас добежала беспорядочная стайка пытающихся выжить людей, а не прикрывающая друг друга группа.

Для моего цвайхандера, эти паникующие товарищи были, чуть ли не идеальной мишенью. И дело тут было даже не в доспехах – большинство прорвавшихся ополченцев, что-нибудь на себе, но имели. Вот только толку от этого было ровно ноль. Главное в фехтовании большими двуручниками – держать дистанцию и сохранять инерцию. Все перечисленное набегающие на меня люди позволяли реализовать практически как чучела на учебной площадке. Все что от меня требовалось, это не запороть удар. Ну и направлять его туда, где нет ничего удароустойчивого.

Первый бросившийся на меня воин был в короткой кольчуге и шлеме и с фальшионом в руках. В ночной тьме, разгоняемой только лунным светом и огнем фонарей, он наверняка даже приблизительно не мог оценить насколько далеко я могу достать своим ломом и возможно этому весьма удивился… Когда у него отлетела нога, и воин нырнул вниз, где его добил Даннер уколом меча под шлем.

На торсе бежавшего за ним неудачника белела ткань нательной рубахи, так что тут заморачиваться не имело смысла и я, крутнувшись на месте, секанул его наискось из левой верхней четверти… Удивившись в этот раз сам, когда меч перерубил его надвое от плеча до двенадцатого ребра, и меня окатило кровью.