– Географию ты выучила, – похвалил га-Мавет. – Я тобой просто горжусь.

– Не смейся, мне ведь не до смеха, – пожаловалась Каэтана. – Я плохо представляю себе, как мы увезем всю ту кучу вещей, которую сейчас пакует наш верховный жрец.

– Самое идеальное решение, – откликнулся Арескои, – это аккуратно упаковать их и оставить на месте.

Каэтана пристально посмотрела на рыжего бога. Что это? Неужели у грозного и величественного воина вдруг прорезалось чувство юмора? Или он скрывал его до недавнего времени? Пока она размышляла над этим немаловажным вопросом, к компании бессмертных ковыляющей, утиной походкой приблизился Барнаба. Толстяк был наряжен в еще более неописумые одежды, такие яркие, что в глазах рябило, и казался страшно довольным. Это довольство собой физически ощущалось уже на расстоянии нескольких десятков метров. Когда же он подошел поближе, всем стало трудно дышать.

– Я умен! – грозно возвестил Барнаба некую аксиому, неопровержимость которой пока что была видна только ему одному. – Я настолько умен, что иногда ужасаюсь этому. Я где-то гениален... мне кажется.

– Ничего, ничего, – успокоил его невозмутимый Тиермес, – это распространенное заболевание. То и дело кому-то кажется, что он гениален, но от этого быстро излечиваются, не бойся.

– Издеваешься, – скорбно констатировал Барнаба, изобразив на своем лице благородное негодование. Эффект был еще тот: на его физиономии, с которой нос, словно оползень, намеревался скатиться куда-то в область рта, благородное негодование выглядело всего лишь комично. – А я, между прочим, кое-что придумал. И это кое-что стоило мне бессонной ночи. Скажу больше – бессонных ночей и смятенных дней, мятых простынь и отсутствия аппетита...

– Если так, – сказал га-Мавет, – тогда дело действительно серьезное.

– Более чем! – Толстяк назидательно поднял кверху сразу два указательных пальчика на правой руке: любимый жест. – Я знаю, как сделать, чтобы наша дорогая Каэ все же потратила на странствие меньше времени.

– Как? – рявкнули все дружным хором. Проблема времени была самой серьезной. Его катастрофически не хватало с тех самых пор, когда стало ясно, что на Каэ абсолютно не действуют никакие заклинания или попытки Барнабы вернуть ее в ту же самую секунду, в которую она начинала свое странствие. Истина абсолютно не желала проживать куски своей жизни с огромной скоростью.

– Это оказалось очень просто и, с другой стороны, очень сложно. Но чего не сделаешь ради общего дела?

– Конкретно, Барнаба, конкретно, – попросил га-Мавет таким голосом, что разноцветное чудо тут же сдалось.

– До сих пор я пытался воздействовать только на Каэтану, и ничего не выходило. Но я пытался, снова и снова. А вчера меня осенило: пусть не поддается она, но весь мир-то остался прежним! Я замедлю течение времени во всем мире – он даже этого не заметит. И мы успеем очень быстро обернуться, не знаю точно за сколько, но уж не за полгода.

– Неплохо, неплохо, – улыбнулся Тиермес. – Я рад, что найдено хоть какое-то решение. – Потом он обернулся к Каэ:

– Но ты-то, голубушка, какова? Можешь гордиться, что на одной чаше весов ты, а на другой весь Арнемвенд и ты перевесила.

– Какой Арнемвенд? – возмутился Барнаба. – Если бы речь шла об Арнемвенде, я бы так и сказал, но это практически очень сложно и чревато катаклизмами, которые я сейчас и предвидеть не могу.