Она подняла голову и слабо улыбнулась:

– Никого нельзя судить до тех пор, пока он не умер. Никого нельзя судить после смерти. Истина... что же, даже Истина не имеет права стоять над всем, иначе она выродится в нечто прямо противоположное.

В стремительно опускающейся на горы темноте она скорее угадала, нежели заметила удивление на лицах своих спутников.

Удивление и страх. Они со страхом ожидали, какое решение она примет.

– Это я к тому, – продолжила Каэтана нормальным голосом, – чтобы объяснить причины моего не самого разумного, конечно, с точки зрения некоторых, поступка...

Она не договорила. Осторожно сняла с шеи талисман Джаганнатхи и тихо-тихо сказала:

– За то, что помог, спасибо.

– Не-ет!!! Нет! – завизжал он отчаянно, понимая, что это конец. Его второй раз за многие тысячелетия отказывались использовать и в первый раз за всю историю его существования добровольно сняли – раньше снимали только с мертвеца.

Он бы и еще что-то кричал, предлагал, спрашивал, но неумолимый, суровый Такахай вознесся над миром и обрушился на страшный предмет...

– Вот и все. – Сказала она, пряча меч в ножны.

– Не думаю, – раздался сзади неестественно громкий голос, неуместный в такой тишине и такой скорби...

* * *

– Мертвых нужно обыскивать, – сказал Корс Торун насмешливо. – У них иногда находятся крайне полезные вещи.

– Только тебя здесь и не хватало для полного счастья, – откликнулась Каэтана.

Она смертельно устала. Больше всего – от поединка с самой собой. И хотя она вышла из него победителем, перспектива начинать все сначала, без минуты передышки, ее удручала. Корс Торун все рассчитал верно.

Валящиеся с ног от усталости, израненные, не спавшие прошлую ночь, друзья представляли собой легкую добычу. И он спешил этим воспользоваться.

– Жаль, конечно, что ты уничтожила такую нужную вещицу, – сказал он. – Еще грустнее, что ты оказалась настолько умной или настолько трусливой, что не освободила Ишбаала. Но у меня есть подарок для тебя.

Старик небрежно махнул рукой, и двое сангасоев, подбиравшиеся к нему из темноты ночи, упали на камни.

– Не стоит. Я могу стереть в порошок любого здесь присутствующего.

Корс Торун картинным жестом достал из-под складок своего драгоценного одеяния короткий жезл с тремя простыми тусклыми камнями в навершии. Но когда он направил конец жезла на Каэтану, она почувствовала, как мир меркнет и становится все более плоским, будто нарисованным неумелой рукой на обрывке бумаги.

– Ощутила? – спросил маг. – Три осколка камня Шанги. Каждого достаточно, чтобы ввергнуть тебя в пучину безумия. Но ты можешь принять другое решение. Скажем, приветствовать Мелькарта. И все будет проще как для тебя, так и для твоих пока что живых друзей.

– Подлец ты, – сказала она. Точнее, попыталась сказать, хотя не была уверена в том, что губы в точности это выполнили.

А еще было очень обидно, что какой-то крохотный, невзрачный камешек может ее так основательно обессилить.

– Ты вспомни, вспомни два столетия, проведенные вне Арнемвенда. Вспомни, сколько раз мучительно умирала одна твоя часть и как безумна и нелепа была вторая. Вспомни и подумай, хочешь ли ты повторить все те переживания.

Мир сузился до крохотного пятна. Она была замурована в пустоте собственного разума, и только крохотная щелочка оставалась для общения со всем тем, что осталось по другую сторону несокрушимой стены. Поэтому она не видела того, что увидели другие.

Магнус встряхнулся и выступил вперед, закрывая собой Каэ.