– Мудрое решение.

– Это наша национальная слабость, – пояснил Оскайн. – Тамульский язык и сам по себе очень мелодичен, поэтому приятная музыка кажется слишком обычной, даже обыденной – и наши композиторы стремятся добиться противоположного эффекта.

– Я бы сказала, что они достигли невообразимого успеха, – заметила баронесса Мелидира. – Звук такой, точно в железной клетке разом терзают дюжину свиней.

– Я передам ваши замечания сочинителю, баронесса, – заверил ее Оскайн. – Могу поклясться, что он будет весьма польщен.

– Нет, это я была бы весьма польщена, ваше превосходительство, если бы его сочинение было покороче.

Огромные двери, которыми завершался бесконечный коридор, были покрыты чеканным золотом. Они распахнулись настежь, открывая громадный зал с куполообразным потолком. Поскольку купол был выше окружающих зданий, зал освещался через хрустальные окна в дюйм толщиной, располагавшиеся на потолке. Солнечный свет струился в эти окна, зажигая слепящим пламенем стены и пол тронного зала императора Сарабиана. Размеры зала подавляли воображение, и полосы перламутровой белизны то и дело рассекались алыми и золотыми пятнами. Массивные драпировки из красного бархата висели вдоль сияющих стен, оттеняя выложенные золотом колонны. Широкий алый ковер тянулся от самых дверей к подножию трона, и зал был заполнен придворными тамульцами и эленийцами.

Новый залп фанфар возвестил о прибытии гостей, и рыцари церкви и пелои военным строем окружили королеву Элану и ее свиту. Церемониальным шагом они прошли по широкому ковру к трону его императорского величества, Сарабиана Тамульского.

Голову повелителя половины мира венчала массивная корона из золота, усыпанного алмазами, алая мантия, распахнутая впереди, была украшена широкой каймой из тесно сплетенной золотой нити. Блиставшее белизной одеяние было перехвачено на талии широким золотым поясом. Несмотря на всю пышность тронного зала и одеяний, сам Сарабиан Тамульский был человеком самой заурядной внешности. Кожа у него была намного бледнее, чем у атанов, главным образом, подумал Спархок, потому, что император редко бывал на свежем воздухе. Сарабиан был среднего роста, обычного телосложения, с ничем не примечательным лицом. Глаза у него, однако, оказались куда живей и умнее, чем ожидал увидеть Спархок. Когда Элана вошла в тронный зал, император с некоторым колебанием поднялся с трона.

– Поразительно! – прошептал явно потрясенный Оскайн. – Император никогда не встает навстречу своим гостям.

– Кто эти дамы рядом с ним? – шепотом спросила Элана.

– Его жены, – ответил Оскайн, – тамульские императрицы. Их девять.

– Чудовищно! – задохнулся Бевьер.

– Политическая необходимость, сэр рыцарь, – пояснил Оскайн. – У обычного человека может быть только одна жена, но у императора их должно быть девять – по числу королевств, входящих в Империю. Император не вправе никому отдавать предпочтения.

– Кажется, одна из императриц забыла завершить свой туалет, – критически заметила баронесса Мелидира, разглядывая одну из жен императора, загорелую молодую женщину, которая была обнажена до пояса и ничем не проявляла, что полуодетость вызывает у нее хоть какое-то беспокойство. Юбка, облегавшая ее бедра, была ярко-алого цвета, в волосах краснел живой цветок.

Оскайн хихикнул.

– Это наша Элисун, – пояснил он с улыбкой. – Она с острова Валезия, и эта одежда – или, вернее, ее отсутствие – традиционна для островитян. Элисун очень простая девочка, и мы все ее обожаем. Обычные законы, касающиеся супружеской верности, никогда не применяются к императрицам валезийского происхождения.