Это принесло больше замешательства, чем пользы, но Тови пошел дальше, стремясь шагнуть за край, к которому шел столько месяцев с тех пор, как первые ракеты ударили по его кораблю, с тех пор, как он увидел ужасное грибовидное облако над ледяными водами Северной Атлантики.

— Могу ли я поинтересоваться, адмирал, не ваши ли корабли и самолеты уже встречались нам в этой войне, год назад, к юго-западу от Исландии, если быть точным.

Вольский пожал плечами.

— Да, вы можете поинтересоваться, но я буду вынужден оставить этот вопрос без ответа. Я полагаю, что нам лучше всего сосредоточиться на том, что происходит сейчас, адмирал, а не о том, что осталось в прошлом. Ничего из того, что уже случилось, нельзя исправить — по крайней мере, так я когда-то считал. Хотя больше я в этом не уверен. Однако я должен сказать вас, адмирал, что решение, которое мы примем сегодня, может оказать серьезное влияние на будущее, возможно, большее, чем вы или я можем осознавать в этот момент.

Куда он клонит, задумал Тови? Он кажется искренним. Я вижу это в его глазах, слышу в его голосе. Но кто он? Откуда? Что это за страшный «Наутилус», которым он командует, корабль, оснащенный оружием, которого еще не видел этот мир?

— Значит, это ваш корабль атаковал Королевский флот год назад. Что же, я должен умерить свое негодование, сэр, однако то, что случилось дальше, для нас совершенно непостижимо. Как стало возможным то, что мы разговариваем с вами сейчас, при том, что целый год никто не видел никаких признаков присутствия вашего корабля и того ужасного оружия, которым вы обладаете? Ваш корабль очевидно не является подводной лодкой, способной незаметно проскользнуть во внутреннее море, дрейфуя в подводных течениях. Вы не могли пройти Гибралтарским проливом так, чтобы мы об этом ничего не узнали, не могли пройти и Суэцким каналом. Таким образом, ваше присутствие здесь является поводом для серьезного беспокойство и способно совершенно сбить с толку.

— Прошу вас поверить мне адмирал. Это будет нелегко, но я озадачен этими вопросами не менее, чем вы. Однако я должен говорить откровенно. Я не могу сказать вам, кто мы такие и откуда появились. Да, я полагаю, что мои ответы очень бы вам помогли, но чем меньше я буду говорить об этом, тем лучше. Тем не менее, я полагаю, что вы способны сделать определенные выводы. Во-первых, вы привели с собой матроса, знающего наш язык, — он посмотрел на Тови, оценивая его реакцию, и продолжил: — То есть, вы поняли, что наш корабль и его экипаж — русские, однако я должен заверить вас, что Сталин ничего не знает о нашем существовании. У него появились бы те же вопросы, если бы это был Мурманск, а мы с ним стояли на острове в Карском море. Мы не действуем от его имени и не выражаем интересы Советского государства, которым он управляет.

Он сделал паузу, позволяя Николину закончить перевод, однако заметил явное разочарование Тови и замешательство, которое, несомненно, должен был породить его ответ. Однако затем тот собрался, склонил голову, и задал новый вопрос.

— Значит, ваш корабль построен в Советском Союзе? И вы хотите сказать, что действуете без приказа и против воли советского руководства? Вы мятежный корабль с Черного моря?

— Адмирал… Вы очень хорошо знаете, что Советский Союз не мог создать корабля, способного на то, чему вы стали свидетелями, по крайней мере, сейчас. Мы только что провели длительный ночной бой с двумя вашими линкорами. Как они назывались, Федоров?

— «Нельсон» и «Родни», товарищ адмирал.

Вольский кивнул, повторяя эти названия так хорошо, как мог.

— «Нельсон» и «Родни». Еще адмиралы. Это был ненужный бой, и я надеюсь, что нам не придется его повторять. Нашим намерением было обойти эти корабли и избежать боя. По крайней мере, так говорит мне мой капитан, командовавший кораблем в этом бою.