— Я вот только что прочитал последним двоим лекцию по поводу пользы самообладания и вреда нелепых слухов. Один говорит то, другой это, а дальше вам докладывают, что «Титаник» тонет по правому борту, — он вытер руки чистым белым полотенцем, и Федоров не мог не заметить на его халате пятна крови.
Первая кровь, подумал он. Враг, кем бы он ни был, наконец нанес им повреждения.
— Адмирал жив?
— Разумеется — по крайней мере, так было пять минут назад — но у него будет жуткая головная боль, когда он очнется. Он получил ранение осколками, когда нас обстрелял этот самолет. Что случилось, Федоров? Я полагал, что в этом кошмаре нашего собственного изготовления мы, по крайней мере, находимся в безопасности.
— Адмирал поправится?
— Конечно. Он в изоляторе. Рана в ноге и поверхностная рана на боку. Видимо, он пытался подняться по лестнице вдоль надстройки, и упал, когда мы были атакованы. О чем он думал, пытаясь сделать это в свои-то годы? Адмирал в хорошей форме, но уже не юноша. Кроме того, у него ушиб головы, и, вероятно, легкое сотрясение мозга. Однако я подлатал его, и через несколько дней он будет здоров.
— Мы потеряли троих?
— К сожалению да. Я ничего не мог сделать. Они уже были мертвы, когда их доставили сюда. К счастью для Вольского, аварийная партия имела при себе носилки и доставила его сюда. Но вы не ответили на мой вопрос. Что случилось?
— Мы пока не знаем.
Федоров собирался сказать, что они сами пока ничего не знает, но внутренний голос напомнил ему, что сейчас нужно проявлять большую решимость и собранность. В этот момент раздался вызов по системе внутренней связи. Золкин взглянул на него поверх очков.
— Можете ответить, — жестом указал он. — Возможно, это вас? Я пока сниму халат и уберусь.
Федоров поднял трубку. Это был радист Исаак Николин, который доложил ему о ситуации с радиосигналом.
— Принимаю сигнал, достаточно слабый, но различимый. Похоже на переговоры между кораблями, товарищ капитан-лейтенант. На английском. Что-то насчет орла.
— «Орла»?
— Так точно. Я полагаю, это корабль — и они говорят о каком-то пятом за войну, по крайней мере, я слышал это выражение. Затем сигнал снова пропал.
Федоров на мгновение задумался. «Орел»… Корабль… Пятый за войну… Затем разум внезапно осознал три эти странные подсказки, и его словно громом поразило. Они понял, где они оказались.
— Ясно. Продолжайте. Я скоро вернусь на мостик.
Федоров пошатнулся от внезапного осознания. Как проверить это? Как подтвердить?
— Еще плохие новости? — Спросил Золкин, бросая халат в корзину. — Вы будто привидение увидели. Почему бы вам не присесть?
— Нет времени, доктор. Я должен идти обратно.
Золкин взглянул на него и приобнял за плечо.
— Я понимаю вас, — сказал он с кривой ухмылкой. — Всему свое время, молодой человек. Переведите дыхание и передохните на мгновение. Вы находились в центре событий все последние дни на своем новом поту, и этого достаточно, чтобы выбить из колеи кого угодно.
— Спасибо, — Федоров кивнул, а затем понизил голос. — Я полагаю, мы снова переместились обратно во времени. Николин перехватил фрагмент радиопереговоров. Мне кажется, что я понял, где мы оказались, и это не может меня радовать. Как скоро адмирал поправится?
— Сложно сказать. Понадобится хотя бы день, прежде, чем я разрешу ему что-либо делать. Боюсь, вам придется некоторое время побыть за старшего. Идите и разберитесь, что там на ГКП, но если вам удастся немного поспать, то это будет хорошо. Я вижу необъяснимый день, вместе с которым отменился и мой ночной сон, но думаю, как-нибудь справлюсь, учитывая, какие ужасы мы переживали последние недели. |