— К острову.
Вольский встал и направился к выходу, обернувшись через плечо.
— Будет лучше, чтобы экипаж увидел последствия того, что вы сделали, а также, чтобы вы поняли это сами. Со временем, вы вернетесь в капитанскую каюту. Что будет дальше, зависит только от вас.
Прежде, чем уйти, он протянул капитану последнюю рюмку. Затем слегка поправил фуражку и двинулся к выходу.
— Товарищ адмирал…
Вольский снова обернулся через плечо.
— Я был не прав. Я… Я совершил идиотскую ошибку.
Вольский тяжело кивнул. Вероятно, это было для Карпова чем-то, наиболее близким к подлинному осознанию своих поступков и раскаянию. Однако он ничего не ответил.
ГЛАВА 2
Вольский прохаживался по юту корабля, размышляя о разговоре с Карповым, и сам ощущал вину за то, что не смотрел на многие вещи более трезво.
Я должен был видеть это, думал он. Карпов был слишком уязвлен, слишком напорист, слишком жаждал продвижения. Я был занят попыткой разобраться в безумии происходящего, но должен был понимать и то, что он планирует, что сделает, если представится шанс. Да что теперь говорить. Он сможет оправдаться и может быть полезен в предстоящие дни. Однако пусть пока лучше посидит в каюте, чтобы самому придти к такому выводу.
В эту ночь он испытывал мало энтузиазма. Они прошли северное побережье Италии, и, наконец, прошли мимо легендарного города на семи холмах — Рима. Он смотрел на Эсквилин, самый большой из семи холмов, на одном из склонов которого император Нерон построил свой «Золотой дом», а на другой чернели ямы, в которые сбрасывали тела преступников на поживу птицам. Это была подходящая метафора для человеческой жизни, мрачно подумал он, то, насколько одно и то же могло быть приспособлено к совершенно разному. Затем когда-то были разбиты Сады Меценатов, чтобы скрыть остатки мертвых, но теперь не осталось ничего. Он противился стремлению отправить людей на берег, не желая выслушивать доклады и лицезреть свидетельства того, что они там найдут. Все ушло, он понимал это — город, памятники архитектуры, амфитеатры, соборы, картины, статуи, Ватикан и вся его долгая история, не говоря уже о людях, которые там жили.
С тяжелым сердцем он отдал приказ двигаться дальше, пройдя мимо в равной степени опустошенного Неаполя, а затем сдался и скомандовал изменить курс на запад. «Киров» находился примерно в двухстах милях к юго-западу от Неаполя, когда Вольский ощутил странное смутное беспокойство, где-то в глубине разума. Он остановился у края палубы, держась за леера с ощущением странной тревоги. Какой-то звук вдали. Затем по кораблю прокатилась странная дрожь, и он, не задумываясь, бросился к переговорному устройству, дабы связаться с главным командным постом.
Он открыл заслонку и взял трубку, нажимая кнопку связи с цитаделью.
— Говорит адмирал Вольский.
— Старший помощник Федоров слушает, товарищ адмирал, — ответил голос.
— Что-то, о чем мне стоит беспокоится?
— Добрынин докладывает, что реакторы снова барахлят.
— Барахлят?
— Странная дрожь по кораблю, товарищ адмирал.
— Да, я также это заметил.
— Следуем на двадцати узлах. Запрашиваем указаний, товарищ адмирал.
— Поддерживайте ход, если Добрынин не запросит сбавить его. Можете связаться с ним и выяснить, нужно ли это сделать. Что-либо еще, капитан? — Он присвоил молодому лейтенанту звание капитан-лейтенант и должность старшего помощника после инцидента с Карповым, не более двух недель назад, и молодой офицер работал с неподдельным энтузиазмом, с каждым днем обретая опыт и компетентность.
— Так точно… — Федоров немного заколебался. — Фиксируем помехи, товарищ адмирал. Роденко и Тарасов фиксируют низкочастотный фоновый шум. |