Рядом с мужчиной стоял худенький бледнолицый мальчик в матросском костюмчике. Дальше шли три девочки-подростка и еще одна, чуть помладше, — они окружили сидящую в кресле женщину средних лет. У всех детей был большой отцовский лоб и широкое лицо матери. На переднем плане стояла невысокая тумба, какие часто бывают в музеях, а на ней — великолепная корона.

Корона выглядела очень массивной, такую долго не поносишь. Она была усыпана рубинами, бриллиантами и изумрудами. Даже на черно-белом снимке драгоценные камни сверкали, словно охваченные пламенем. На шаре восседал золотой двуглавый орел.

— Дорогая побрякушка, — заметил Завала, вглядываясь в лица на фотографии. — Вид у них несчастный.

— Возможно, они догадываются о своей судьбе, — отозвался Остин, пробежав пальцами по пурпурному покрову алтаря. — «Р» означает «Романовы». — Он огляделся. — Эта комната — что-то вроде храма, посвященного Николаю Второму и его семье. К мальчику перешла бы по наследству корона, но его убили вместе с родителями и сестрами.

Остин уселся на стул, откинулся на спинку, и из спрятанных где-то динамиков вдруг полились низкие голоса мужского хора. Церковные песнопения заполнили комнату, отражаясь эхом от стен.

Выхватив револьвер, Курт вскочил со стула. Гипнотическая музыка сразу смолкла.

Завала усмехнулся.

— Что, испугался?

Остин надавил ладонью на спинку стула, и хор зазвучал снова, но сразу смолк, стоило ему убрать руку.

— Надо же, музыка включается от датчика давления. А ведь есть такая игра — «музыкальные стулья». Хочешь попробовать?

— Нет уж. Я больше по части сальсы.

— Надо будет подключить джазовую коллекцию к любимому креслу. — Остин посмотрел на дверь. — Здесь больше делать нечего. Даже крысе хватило бы мозгов убраться из такой ловушки.

Они вышли из мрачного святилища Романовых и вернулись к лестнице, которая вела в док. Поднявшись на следующий этаж, друзья попали в казарму. Впрочем, если на нижнем этаже царила чистота, то здесь на грязных матрасах валялись одеяла, скомканные, словно их побросали в дикой спешке. Пол был усеян окурками и пластиковыми стаканчиками. Воняло потом и отбросами.

— Фу! — бросил Завала.

Остин поморщился.

— Зато по такому следу можно идти без ищейки.

Широкий проход тянулся вверх, как выезд с подземной парковки. Через пару минут свежий ветер ударил в лицо, унося тошнотворный запах казармы. Из-за поворота в освещенный до того лишь редкими лампочками коридор лился солнечный свет.

Коридор заканчивался приоткрытой стальной дверью, за ней шел короткий пандус и какой-то ангар или склад. Бетонный пол был заляпан маслом и усеян экскрементами мелких зверьков. Остин вытащил из груды мусора пожелтевшую газету «Правда». На первой странице сердито хмурил кустистые брови Леонид Брежнев.

Курт бросил газету и подошел к окну со стальной рамой без единого осколка стекла. Кругом тянулись металлические стены соседних построек. Листы изъела ржавчина, стыки давным-давно прохудились и вспучились. Бетонные дорожки между зданиями заросли высокой травой.

Завала коротко свистнул, привлекая внимание напарника. Джо стоял у окна с другой стороны здания.

Раскидывая в стороны мусор, Остин пересек ангар и выглянул наружу. Здание стояло на пригорке, и отсюда открывался вид на заросшее поле прямоугольной формы, расположенное в неглубокой впадине. Оно напоминало гигантскую мыльницу. С одного края торчали ржавые футбольные ворота. Наверное, здесь когда-то был стадион — чтобы экипажам подлодок было чем развлечься на берегу.

Теперь же поле с трех сторон окружали всадники — свободным оставался лишь край, обращенный к ангару и другим постройкам.