— Он не мог обстреливать Ньюпорт, когда туда ворвались войска Салливана. Ну, а сейчас вся его забота — о своих бесценных кораблях. А этот упрямый коротышка Понжибо…

Разбушевавшийся шторм прервал его тираду. Все мысли о сражении отпали сами собой — ветер и море представляли более опасного врага, чем вся королевская флотилия. Все усиливающиеся волны чуть не переворачивали судно. Даже после того, как команда убрала все паруса, его продолжало бросать и переворачивать. Эштону хотелось вернуться к Бетани, прошептать слова любви, стоя на коленях, а не кричать, как сумасшедшему, но сейчас нельзя было даже об этом думать, поскольку требовалась его помощь. Скользя между мачтами, он закреплял снасти и задраивал люки; добравшись до незакрепленных вант, попал под огромную волну, и его чуть не смыло в море; ухватившись за перекладину, Эштон упрямо продолжал двигаться вперед, закрепляя снасти и грузы. Шторм продолжался весь день. Наступал вечер, но работа была еще далеко не закончена.

На румпеле Гастон и еще несколько человек пытались справиться с управлением корабля. Рулевой звал на помощь. Пот, смешанный с дождем и морской водой, стекал по лицу Эштона, когда он с трудом добрался до Гастона; сила руля внезапно ослабла.

Глубоко внутри корабля послышался грохот падающих цепей — рычаг управления вырвался из рук Эштона, ударив его по ногам. Согнувшись, он ухватился за него, но тот тоже ослаб.

— Сломался, — закричал Гастон, перекрывая шум шторма. — Руль вышел из строя — теперь судно предоставлено на волю волн.

Француз перекрестился, со страхом вглядываясь на запад. Ничего нельзя было рассмотреть из-за шквала волн, но Эштон чувствовал приближение скалистого побережья, где англичане разместили военные посты.

Он перестал сжимать руль — ни разу еще ему не приходилось чувствовать себя таким обессиленным и беспомощным, даже самая норовистая лошадь никогда не выматывала его так.

— Сходи, отнеси жене поесть, — предложил Гастон. — На камбузе ничего не готовили, но там достаточно пива, вина и сухого печенья.

Эштон похлопал рулевого по плечу и побежал к трапу. Когда он был уже у люка, раздалось оглушительное завывание ветра, и на его глазах стала падать грот-мачта. Огромная балка рухнула на палубу, словно дерево под топором дровосека. Гастон упал, задетый вершиной мачты. Крича о помощи, Эштон и молодой матрос освободили безжизненное тело.

— Его нужно отнести вниз, — закричал матрос, указывая на люк. Они вместе понесли тело. Одной рукой Эштон ухватился за переборку, а второй поддерживал тело Гастона. «Лангедок» сильно качнуло, левый борт опустился глубоко вниз, и всех троих накрыла огромная волна. Мгновение длилось так долго, что показалось, будто они пошли ко дну.

Наконец волна откатилась. Чуть не задохнувшись, Эштон хватал ртом воздух. Молодой матрос исчез.

Проклиная шторм, Эштон один опустил вниз тяжелое тело и закрыл люк. Моряки обступили Гастона, некоторые, не стесняясь, плакали. Эштон отправился к жене и нашел ее сидящей на постели в полутемной каюте, ухватившейся за край кровати. Она изумленно взглянула на Эштона, и он понял, что его вид мог напугать всякого: весь промокший от дождя и морской воды, рубашка прилипла к плечам и груди, на одежде — кровь. Бетани с трудом поднялась на ноги и, покачиваясь, приблизилась к нему.

— Несчастный случай?

— Да, но не со мной — это кровь Гастона, рулевого, он попал под упавшую мачту.

— Ты весь дрожишь. Сними рубашку — будет теплее без нее.