Ощущение было действительно необычным, словно он долго решал какую-то сложнейшую задачу, решил-таки ее и при этом потерял часть личности — нечто эфемерное, прозрачное, неуловимое, но важное, необходимое, принадлежащее внутреннему миру и наполнявшее душу уверенностью в своей правоте.
Перед внутренним взором всплыла фигура Кати, внучки Лапарры. Она смотрела на него строго, ожидающе, с недоверием, и Кузьма молча развел руками, как бы приглашая девушку саму оценить его состояние.
Захотелось спать. Приказав домовому никого в кабинет не впускать, он устроился на диванчике как был — в одежде и мгновенно уснул, будто кто-то нажатием кнопки выключил сознание.
Однако выспаться ему не дали.
Ровно в два часа ночи позвонил дед Филипп:
— Надеюсь, я тебя не разбудил?
— Разве что самую малость, — пробурчал сонный Кузьма, пялясь на физиономию деда в растворе виома. — Как ты узнал, что я уже дома?
— Или я уже не директор УАСС? Сорока на хвосте принесла.
— А ты знаешь, директор, который сейчас час?
— Всего лишь двенадцать по среднесолнечному. Кончай ворчать, собирайся и выходи. Тебя встретят.
Сон слетел с Кузьмы окончательно, он даже зевок проглотил.
— Кто меня встретит?!
— Узнаешь. Жду тебя через полчаса на второй лунной базе.
Виом превратился в белесое облачко, свернулся в нить и погас.
Кузьма почесал в затылке, размышляя, что могло случиться в конторе деда и зачем он ему понадобился в такое время, потом очнулся и побежал умываться. О том, что квартира ему как бы уже и не принадлежит, Кузьма вспомнил, встретив в коридоре полуодетую жену. Хотел было поинтересоваться, что она тут делает, но вовремя прикусил язык.
— Ты далеко? — спросила Аля, кутаясь в ажурный кусок ткани, почти не скрывающий прелестей тела.
— За кудыкины горы, — буркнул он. — Извини, если разбудил.
— Может быть, посидим за бокалом вина, поговорим?
— Мне некогда.
— А куда ты спешишь, если не секрет?
— К деду.
Объяснять больше ничего не хотелось, поэтому Кузьма скрылся в туалетной комнате, ополоснул водой лицо, решая, стоит бриться или нет, потом порылся в своем платяном шкафу, переоделся в уник со стандартной энергоподпиткой и, не отвечая на красноречивый взгляд Али, вышел из дому.
К удивлению Кузьмы его действительно ждали, и не кто иной, как Ходя собственной персоной. То есть Хасид Хаджи-Курбан, по его уверениям — чистокровный перс в тридцатом колене, улыбчивый, смуглолицый, чисто выбритый, черноволосый и черноглазый, высокий, гибкий и сильный. Однако отличительной его чертой Кузьма считал немногословие. Выражался Ходя исключительно лаконично.
— Привет, — протянул он руку Кузьме, демонстрируя свою обычную извиняющуюся улыбку.
— Ну, дед, погоди! — проворчал в ответ Кузьма. — Мог бы и предупредить. Или ты ко мне по другой надобности? Дед сказал, что меня ждут, но не объяснил — кто.
— Я.
— Понятно. Зачем я ему понадобился?
— Он сам расскажет.
Кузьма давно убедился, что из Ходи лишнего слова клещами не вытянешь, поэтому расспрашивать его больше не стал.
— Где твоя машина?
— Рядом.
Они обогнули парковое кольцо, свернули в проход, ведущий из парковой зоны к выходу из «виноградины» сто десятого яруса Строгинской грозди, сели в четырехместный куттер с красной полосой по борту и мигалкой аварийно-спасательной службы, и автомат открыл им окно в прозрачном колпаке сферозоны.
Пока летели к метро в ночной темноте, Кузьма рассказал другу о своих приключениях на Марсе, и Ходя пообещал разобраться с Оскаром Мехти, выяснить, что он за человек, кем ему приходится девушка Екатерина, внучка Лапарры, и каким образом он ее спас. |