«Приветствую вас на борту „Потрясателя“. Я Гром, инк-водитель этого левиафана. Прошу прощения, если мой интеллектуальный уровень покажется вам низким».

«Почему ты заговорил об этом?» — спросил Кузьма.

«Я слышал ваш разговор. Любая машина отражает уровень своих создателей. Я не исключение. Начинайте тестирование. Ведь вы прибыли для этого?»

«Не только. — Кузьма постарался скрыть смущение. — Мне поручено оценить состояние „Потрясателя“, но прежде я хотел бы поговорить с тобой о цели эксперимента и о возможных последствиях. У тебя есть такие данные?»

«Разумеется, однако хочу заметить, что доступ к ним ограничен, а специфика эксперимента требует специальных знаний».

«У меня есть доступ, и я специалист в области ТФ-теории».

«В таком случае возражения снимаются. Цель эксперимента, доверенного мне, состоит в ударном возбуждении ТФ-поля в объеме Метагалактики. Эхо ТФ-взрыва, отразившись от всех объектов Мироздания, будет уловлено специальными антеннами, и мы узнаем точное расположение объектов, а также сможем оценить их параметры. Что касается последствий, то этими расчетами занимался аналитический отдел СЭКОНа, у меня их нет. Знаю только, что по каким-то причинам эксперимент был остановлен. Следовательно, он небезопасен».

«С момента постройки „Потрясателя“ прошло много лет, получены новые данные, многие разделы ТФ-теории подкорректированы, разработаны краевые задачи применения, доказаны связи микроквантовых явлений с мегакосмосом через ТФ-поле».

«Это интересно, — вежливо сказал собеседник. — Тогда, может быть, начнем оперировать математическим аппаратом теории?»

«Изволь», — согласился Кузьма, мысленно выводя формулу ТФ-поля, которое можно было интерпретировать и как систему топологических свойств пространства, и как особое поле, создаваемое вращением виртуальных частиц, заполняющих вакуум.

Гром ответил каскадом уравнений, на котором базировался эксперимент «высвечивания» Метагалактики, и беседа приобрела иной уровень, разворачиваясь в «десятимерном» семантическом пространстве, форма которого менялась в зависимости от мысли каждого собеседника. Длилась эта беседа всего несколько минут — по независимому времени, но Кузьма устал от нее так, будто провел в дискуссии сутки. Режим «один-на-один» всегда отнимал у собеседника-человека много психической энергии, поэтому и разрешался лишь в исключительных случаях.

Лепестки «тюльпана» перестали сжимать тело Ромашина, он попытался выбраться из операторского кресла, но Филипп жестом остановил его:

— Посиди немного, отдохни. Я знаю, каково после сеанса.

Подошел Ходя и протянул Кузьме открытую бутылку с тоником. Ромашин благодарно кивнул, залпом выпил полбутылки и откинулся на спинку кресла, чувствуя облегчение. Текучий хаос геометрических конструкций перед глазами — отражение беседы с инком — стал бледнеть. Возбужденный мозг, оперирующий сложнейшими математическими преобразованиями, начинал успокаиваться.

— Он в порядке, — сказал Кузьма сиплым голосом. — Никаких сбоев, тесты прошел блестяще, состояние всех цепей в пределах допустимых отклонений. Но эксперимент действительно проводить было нельзя.

— Я понял это еще семьдесят лет назад, — проворчал Филипп. — Успел заблокировать и отстрелить инициатор реакции буквально за несколько мгновений до взрыва.

Кузьма озадаченно посмотрел на деда.

— Этого не может быть. То есть я хотел сказать, что инициатор на месте, я его тестировал…

— Это второй экземпляр, резервный, из благих намерений он был смонтирован на случай отказа первого.