– Дык когда успеть мне? – опешил дьяк.

– Помощники у тебя для чего?

– Сделаем, боярин, как велишь, – склонился в поклоне дьяк.

– То-то! Прощевай.

Мы вышли. Я остановился на крыльце, раздумывая – сразу домой, в Вологду, возвращаться или отдохнуть на постоялом дворе?

Федор, уже усевшийся в повозку, повернулся ко мне.

– Ты чего встал, Георгий?

– Думаю вот – домой сразу ехать или…

Федор меня перебил:

– Я разве тебя отпускал? Ко мне домой едем, уж как-нибудь найдется комната да кусок хлеба для побратима.

«Кусок хлеба» обернулся длительным застольем. Федор ел и пил умеренно – больше говорил, но ни разу не проговорился за столом о том, где мы были и что делали. С негодованием повествовал о подлых ляхах, что делали вылазку на нашу землю, о ранении своем, сожалел об убитых ратниках своих, но о посещении Польского королевства, тайной миссии нашей и добытых документах – ни полслова. Хотя за столом сидели домашние да несколько бояр.

Честно говоря, я чертовски устал после дороги и, поев, мыслил только о постели. Федор, по-видимому, угадал мое состояние, потому как распорядился отвести меня в выделенную гостевую комнату.

– Отдыхай, я завтра – к государю, а там видно будет.

Я разделся полностью, сбросив с себя одежду и пропотевшее исподнее, и, впервые за много дней улегшись в постель, ощутил несказанное блаженство. Отрубился сразу и спал крепко до утра.

Утром меня разбудил слуга:

– Боярин, банька готова, не желаешь ли обмыться?

– Желаю, только вот исподнего чистого нет ли?

– Так твое уже постирано.

Мать твою! Вчера прислуга забрала из спальни и постирала мою одежду и белье, а я даже и не слышал, как кто-то заходил. Когда я не дома – в походе или ночую на постоялом дворе, и входит чужой – просыпаюсь мгновенно, и такая бдительность не раз меня спасала от верной гибели. Здесь же расслабился, почувствовал себя в безопасности.

– Хозяин где?

– И! Батюшка уж спозаранку уехал, не сказамши куда, а тебя велел не беспокоить.

Я с легким сердцем направился в баню в сопровождении холопа. Вымылся, попарился от души, не торопясь.

В предбаннике меня уже ждал цирюльник.

– Боярин, постричься надо, хозяин наказал – как гость в баньку сходит, привести его голову в порядок.

Спорить я не стал, нагишом и уселся на табурет. Цирюльник ловко заработал ножницами и расческой, оправив бороду и волосы на голове. Когда я встал, сам удивился – остриженные волосы лежали грудой на полу.

Пришлось снова пойти обмыться, и вышел я из мыльни, как новый пятак – чистый и сияющий. Осмотрев себя в медной полированной пластине, я остался доволен своим видом. Холоп подал мне мою же выстиранную и поглаженную одежду, проводил в трапезную.

Ел я в гордом одиночестве, да и то – все уже давно позавтракали, только мне было позволено отоспаться.

Пополудни заявился довольный и улыбающийся Федор.

– Ну, помылся и поел?

– Твоими заботами, Федор.

– Вот и славно. Собирайся: государь тебя видеть желает.

– Да я готов – пострижен и помыт.

Федор оглядел меня с ног до головы, вздохнул.

– Эй, кто там?

В трапезную вбежал холоп.

– Одень боярина как подобает, когда он к государю идет.

Мы с холопом по переходам прошли в комнату, где на вешалках висели кафтаны, рубахи, штаны и много чего еще. Перемерив несколько рубах, подобрали мне новую – лазоревую, штаны немецкого сукна – коричневые, ферязь легкую, летнюю – зеленую, с многочисленными пуговицами, а напоследок – новый кожаный ремень.