Вряд ли это
стоит того. Только лишь зло может искать подобной долгой жизни.
Когда он услышал это, сердце его заледенело. Рука упала с холки Мэй.
Он отчаянно пытался найти слова, чтобы спросить о том, о чем он легко мог
бы спросить на своем языке.
- Если он выбирал для своей цели злого человека, то часть личности
этого человека должна жить в нем, править его телом?
- Да, пока он не поменяет тело на другое. Так говорят наши старики.
Но ты сказал, что твой кузен - добрый человек. Возможно, он недостаточно
силен, но, может быть, и нет. Тебе это лучше знать.
Его пробрала дрожь, и в серых глазах Леллина отразилась тревога.
- Может быть, есть еще надежда, - сказал Леллин. - Если часть
личности твоего кузена способна оказывать влияние, а это вполне возможно,
то он может бороться с тем человеком, который его убил. Это слабая
надежда, но, может быть, ее стоит принять во внимание.
- Спасибо, - сказал Вейни шепотом и отошел от коней.
- Я тебя опечалил?
Вейни беспомощно покачал головой.
- Я плохо говорю на твоем языке. Но я понял. Я понял, о чем ты
говорил. Спасибо, Леллин. Хотел бы я, чтобы это было так, но...
- У тебя есть причины думать иначе?
- Не знаю. - Он помялся и направился обратно в шатер, потому что
понимал: Леллин все равно пойдет за ним по пятам. По дороге он чуть
задержался и дал Леллину шанс идти рядом с ним. Они шли молча. Вейни не
хотел ничего обсуждать и даже не имел для этого слов.
- Если я причинил тебе боль, прости, - сказал наконец Леллин.
- Я любил моего кузена. - Это был единственный ответ, который он смог
произнести, хотя все было гораздо сложнее. Леллин ничего не ответил и
отошел, когда они приблизились к шатру. Вейни вдруг почувствовал, что рука
его сжала клинок Чести. У доблестного Роха не было даже шанса
сопротивляться, ему пришлось против воли стать вместилищем для Зри-Лилла.
И Вейни дал клятву убить это существо. Надежда, о которой сказал ему
Леллин, потрясла его. Неужели его родственник еще жив? Возможно, он живет,
заключенный в одном теле с врагом, убившим его.
Он вошел в шатер, тихо уселся в углу, снял часть доспехов и стал в
темноте возиться со шнурками. Моргейн лежала, глядя вверх, на мечущиеся по
верху шатра тени. Она бросила на него взгляд, словно хотела
удостовериться, что с ним ничего не случилось, но не стала отрываться от
своих раздумий, чтобы поговорить с ним. Она часто погружалась в подобную
молчаливость, когда думала о чем-то, что касалось только ее.
Он понимал, что слишком открыто разговаривал с кел, выдавая мелочи, о
которых этому народу знать не следовало бы. Он был готов поделиться своими
мыслями с Моргейн, признаться в том, что он сделал, как однажды в Шиюне он
был с Рохом наедине и при этом видел в нем не врага, а лишь человека,
которого считал своим родственником. |