Но подлинной причиной их уединенной жизни было нежелание ее матери встречаться с посторонними. Одиночество нравилось ей, и только когда Линетте исполнилось одиннадцать лет, с ними поселилась ее старая наставница, mademoiselle Антиньи.

Mademoiselle много лет обучала детей в аристократических семьях в Англии и во Франции. Последнее ее место было в английской семье, глава которой предоставил ей для житья маленький деревенский коттедж.

Поначалу mademoiselle навещали некоторые ее бывшие ученицы, ныне элегантные светские дамы. Все они были замужем, имели детей, но им нравилось говорить о прошлом и вспоминать, как они в свое время норовили увильнуть от уроков. Но шли годы, и они перестали приезжать. Mademoiselle Антиньи еще больше сблизилась с миссис Фалейз, и такое устройство их жизни пришлось всем по душе.

Хотя миссис Фалейз и mademoiselle всегда разговаривали между собой по-французски и требовали, чтобы девушка совершенствовалась в этом языке, мать Линетты считала, что и английским ее дочь должна владеть не хуже.

«Твой отец англичанин, – повторяла миссис Фалейз. – У него был такой прекрасный голос. Я всегда говорила, что, слушая его, мне казалось, будто я слушаю музыку».

«Расскажи мне о папе», – просила ее иногда Линетта, но воспоминания были слишком болезненны для ее матери. Она не могла выносить разговоры о прошлом.

«Его больше нет, Линетта!» – говорила она с рыданием в голосе, медленно поднималась с места и выходила из комнаты, словно боясь утратить самообладание в присутствии дочери.

Накануне отъезда в Париж Линетта обошла дом.

«Это был мой мир, – говорила она себе, – и вот теперь я навеки его покидаю».

Мебель, которую выбирала ее мать, была продана, денег удалось за нее выручить очень мало. Книжные полки тоже опустели. Книги, ее постоянные спутники и лучшие друзья с тех пор, как она научилась читать, Линетте больше всего хотелось бы сохранить, но везти их в Париж было бы слишком тяжело. Девушка и так упрекала себя за слишком большое количество багажа, которое она брала с собой.

Не то чтобы у нее было много нарядов – на всякие, как выражалась ее мать, «фокусы и причуды» денег у них никогда не хватало. Линетта ухитрилась сберечь множество мелких вещиц, принадлежавших ее матери, на память о своем доме и прожитой в нем жизни.

В последний раз она посетила могилу матери на деревенском кладбище. Mademoiselle Антиньи, католичку, похоронили в другом месте.

Памятник на могиле был очень скромным. На нем просто значилось: «Ивонна Леонида Фалейз. 1832–1867».

«Хотела бы я знать, где похоронен папа», – подумала Линетта. Она никогда не спрашивала об этом мать.

«Почему я ношу мамину фамилию?» – поинтересовалась она у mademoiselle, когда они заказывали памятник.

«Твоя мать никогда не говорила мне об этом, – ответила mademoiselle, – но, я полагаю, это потому, что она не могла говорить о нем, не могла даже слышать его имя».

«Мама обожала его», – тихо ответила Линетта.

«Только замечательный человек мог возбудить такую любовь к себе», – заметила mademoiselle, и в этом Линетта была совершенно уверена.

Она положила на могилу цветы, собранные ею утром в саду: примулы – вестники весны – и несколько запоздалых подснежников, и опустилась на колени на холодную землю. Линетта молилась о том, чтобы Господь соединил на небесах ее мать и mademoiselle, чтобы они вновь нашли друг друга, а потом стала молиться о себе.

«Господи, спаси и сохрани меня от всякого зла. Помоги мне исполнить все, чему учила меня мама, и ничего не бояться».

«Мама и mademoiselle не оставят меня, – думала она, – где бы они ни были».