Если миссис Олдброк действительно главное действующее лицо этой аферы, то вопросы она задает очень странные. Может, она хочет ее откормить? И однажды, когда толстая и неповоротливая Джейн спустится в столовую, миссис Олдброк поднимется со своего высокого стула и укажет тростью на стол. Джейн, зачарованная янтарными глазами, сама покорно ляжет на него, как на жертвенный алтарь, и, не в силах сопротивляться, будет молча смотреть, как над ее грудью заносят острый кинжал, и никто ей не поможет, даже инспектор…

Он, наверное, уже вернулся в Вуденкерс. Джейн видела, как он быстро пересек яблоневый сад, пригибаясь под низкими ветками, а потом перешел на бег трусцой и скрылся за холмами. Надо признать, физическая форма английских полицейских – выше всяких похвал. Такой сильный, ловкий…

– Мое любимое блюдо, – спохватилась она, осознав, что миссис Олдброк так и ждет ответа, – кукурузные лепешки, пожалуй. Мама часто пекла их.

– Кем были ваши родители?

– Отец был миссионером. Он пытался обратить индейцев в истинную веру, но умер, не успев достичь успеха, – ответила Джейн. – Я не слишком то хорошо помню его.

Суховатый мужчина с унылыми усами и постным выражением лица был в ее воспоминаниях тусклой картинкой, и, как Джейн ни пыталась, она не чувствовала ни любви, ни тоски по ушедшему. Он читал ей Библию перед сном, но она быстро засыпала под монотонный бубнеж.

– Вот как, – ровно произнесла миссис Олдброк. – Отчего он умер?

– Сердце. – Джейн сделала еще глоток морса.

Она бы ни за что не призналась, но после смерти отца и она, и мама словно задышали полной грудью. Едва выдержав траур, мама купила Джейн красные ленты и пышное платье в белый горох, они напекли кукурузных лепешек и отправились на пикник к реке, а потом лежали, глядя в небо, рассматривали облака и смеялись над всякой ерундой.

Вот мамы ей всегда будет не хватать.

– Что же делала ваша мать, овдовев?

– Она пыталась продолжить его дело, но… – Джейн замялась, не зная, как говорить дальше. Люди по разному реагировали на то, чем занималась мама, и лучшей реакцией было, пожалуй, равнодушие.

– Но ей тоже не удалось заставить индейцев предать своих богов? – предположила Сильвия.

– Верно, – ответила Джейн, наливая себе еще немного морса. – Из чего этот напиток?

– Из ягод, что растут на наших холмах, – ответила миссис Олдброк. – Значит, ваша мать тоже пыталась заниматься миссионерством?

– Мама не пыталась увлечь индейцев нашей верой, напротив, ее интересовали их предания. Она писала книгу, и общество этнографии весьма щедро поддерживало ее начинание.

– Как мило с их стороны, – заметила дама, слегка усмехнувшись в сторону.

Джейн, задетая ее реакцией, продолжила:

– И после, когда мама умерла, я решила завершить ее работу, чтобы выполнить обязательства.

Что бы она там ни думала, это не было милостыней. Мама трудилась, и ее старания не пропадут напрасно.

– Это очень ответственно… Я соболезную вашей утрате, Джейн, – мягко добавила Сильвия. – Это тяжело – остаться одной в таком юном возрасте. В любом возрасте.

Джейн сглотнула комок, собравшийся в горле. Не время и не место раскисать. Однако сочувствие миссис Олдброк было таким неожиданным и искренним, что едва не пробило брешь в эмоциональной защите Джейн, которую она выстраивала последние годы.

– Какое образование вы получили, Джейн?

– Домашнее, разумеется, – ответила она. – Боюсь, в Эль Райо еще не скоро появится школа для девочек.