Дункан улыбнулся и поправил галстук. Он уже не повторит прежней ошибки.

— Мэгги? — позвал он, пробиваясь сквозь толпу почитателей.

Мэгги подняла на него невидящие, полные горя глаза. Дункан понял, что он был ей совершенно безразличен, и это уязвило его: лучше гнев, чем этот бессмысленный взгляд. Намного лучше.

— Мэгги, — хрипло сказал он, взяв ее руку и поднося ее к губам. Дункан надеялся, что к этому времени Мэгги уже успела совсем забыть его. Было бы чудесно воспользоваться еще одним шансом завоевать ее чувства. Но в ее мрачных глазах он заметил вспышку бешенства, когда она вспомнила о случившемся в Мельбурне. Она вырвала у него руку и бросила резкое:

— Пусти меня, скотина!

Дункан был ошарашен. Он, конечно же, знал, что Мэгги весьма решительная девушка; она уже не раз открыто не повиновалась ему. Но он никогда не думал, что она ненавидит его до такой степени.

— Если ты только дашь мне шанс, Мэгги, я все исправлю. Обещаю тебе.

И тут появился актер, игравший роль Петруччо. На нем по-прежнему был сценический костюм и броская шапочка с пером. Он взял Мэгги за руку, и Дункану не понравилось, как она прислонилась к этому мужчине.

— Мисс Чемберлен сегодня не настроена общаться с поклонниками, — холодно сказал актер.

Дункан вскипел, хотя и продолжал по-джентльменски улыбаться.

— Ты нездорова, Мэгги? — снисходительно спросил он.

Ее взгляд был холодным, как сталь клинка.

— Еще несколько минут общения с вами, мистер Кирк, и меня наверняка вырвет.

Пощечина едва ли больше взбесила бы Дункана. Краска залила его шею под элегантным воротничком и бросилась в лицо. И все же, прежде чем повернуться и уйти, он вежливо поклонился.

Если Мэгги хочет воевать, то он ей это устроит. И она проиграет.

Дункан улыбался про себя, выйдя из театра через боковую дверь. Он прислонился к каменной стене и, чиркнув спичкой, прикурил сигару. Куинсленд, подумал он и затянулся дымом. Куинсленд самое подходящее место для укрощения еще одной маленькой строптивой.

Конечно, все необходимые приготовления займут дни, может быть, даже недели. Дункан швырнул сигару на землю и каблуком потушил ее. Незачем терять время.

Смирившись с мыслью о смерти Риви, Мэгги жила в эти первые страшные дни только ради двух вещей — растущего в ней ребенка и борьбы с той болью, которая преследовала ее каждый вечер, когда она выходила на сцену. Газеты называли ее Катарину триумфом, но она только вздыхала, читая статьи.

Одна из сестер-костюмерш шила костюмы Мэгги, и та послушно поворачивалась в ту сторону, куда тянула ее платье портниха. На столике перед зеркалом в гримерной лежали цветы — прекрасные оранжерейные орхидеи, благоухающие и белые, как снег.

Мэгги задрала нос. Если Дункан Кирк думает, что несколько великолепных цветов заставят ее передумать, он очень ошибается. Мэгги с тоской взглянула на бриллиантовое кольцо, которое она решила не снимать, и вздохнула. Скоро, подумала она, ее попросят убраться из дома Риви, и ей, возможно, когда-нибудь придется заложить кольцо. Разумеется, она уже не сможет играть Катарину, когда будет заметна ее беременность, и чем тогда она заработает себе на жизнь? Мэгги отогнала прочь эту мысль. Она подумает над этим потом. Как раз в ту минуту, когда она приняла это решение, в комнату влетел Филип. Лицо его сияло от волнения.

— Мэгги, ни за что не поверишь! Тебя приглашают на гастроли!

— Гастроли? — глубоко вздохнув, равнодушно отозвалась она.

— Мэгги, гастроли по Соединенным Штатам! — выпалил Филип. — Если хочешь съездить домой, это твой шанс!

Впервые за эти дни Мэгги вышла из оцепенения.