Волосы ее были гладко причесаны, одежда — в строгом стиле. Она скромно сидела в кресле, сложив руки на коленях. Я вспомнил слова Кмузу о том, что свою мать я судил строже, чем себя, но я простил ей все. Ведь она не причинила никому зла.
— Мама, — сказал я, — ты говорила, что, вернувшись в город, сделала ошибку, вновь поверив Абу Адилю. Я знаю — тебя сюда привез мой друг Саид.
— Тебе известно об этом? — забеспокоилась она.
— Я знаю и о «Деле Феникса». Почему ты согласилась шпионить за Фридлендер Беем?
Выражение ее лица удивило меня.
— А если бы тебе за это предложили вычеркнуть твою фамилию из этого проклятого списка, ты бы не шпионил? Кроме того, я не рассказала Абу Адилю ничего такого, что он мог бы использовать против Папочки. Я никому не причиняла вреда.
Именно это я и надеялся услышать. Абу Адиль использовал Умм Саад в тех же целях, что и мою мать. Только Умм Саад пыталась убить всех в доме, а моя мать стала искать у Фридлендер Бея защиты.
Я сделал вид, что не придаю ее признанию особого значения.
— Еще ты говорила, что хотела бы заниматься чем-нибудь полезным. Ты по-прежнему этого хочешь?
— Разумеется! — ответила она, недоверчиво глядя на меня, словно я уготовил ей ужасную участь замаливания грехов.
— Мне удалось накопить некоторую сумму, начал я, — и я решил поручить Кмузу разработать проект благотворительной кухни в Будайене. Я подумал, не захочешь ли ты помочь нам…
— Конечно же. — Она нахмурилась. С тем же энтузиазмом она отреагировала бы на предложение отрезать себе язык.
— Какие-нибудь проблемы? — спросил я.
И тут был поражен, увидев на ее глазах слезы.
— Знаешь, я не думала, что опущусь до такого. Я ведь еще достаточно привлекательна как женщина, как ты считаешь? Твой отец находил меня красивой, он все время твердил мне об этом. Я считаю, что, если бы у меня было что надеть — не это тряпье, которое я привезла из Алжира, — я могла бы еще кому-нибудь вскружить голову. Я же не должна оставаться до конца жизни одинокой, правда?
Мне не хотелось обсуждать с ней вопросы ее личной жизни.
— Ты еще вполне привлекательная женщина, мама.
— Вот возьму, — снова улыбнулась она, — и куплю себе мини-юбку и сапоги. Не смотри на меня так, я имею в виду очень изящную мини-юбку. Пятьдесят семь лет для нынешних времен не так уж много. Посмотри на Папочку.
Да уж, подумал я. Папочка сейчас лежал пластом на больничной койке, не в состоянии натянуть на себя одеяло.
— Сказать, чего я хочу еще? — мечтательно спросила она.
Я боялся и спрашивать.
— Да, а что?
— На рынке я видела портрет Умм Халтум, выполненный из сотен шляпок от гвоздей. Художник вбил их в большую доску и окрасил шляпки в разные цвета. Если подойти близко, ничего не разберешь, но отойдешь подальше и увидишь грандиозный портрет этой леди.
— Да, верно… — Я только что видел его на стене над изысканной и дорогой мебелью Фридлендер Бея.
— У меня тоже есть кое-какие денежки, — с таинственным видом произнесла она. Видимо, заметив мой удивленный взгляд, она добавила: — У меня есть свои секреты. Я много пожила, много повидала в жизни. Обзавелась и друзьями, и собственными капиталами. И не думай, что ты можешь распоряжаться моей жизнью только потому, что приютил меня. Захочу — и в любой момент соберусь и уеду.
— Мама, — заговорил я, — я вовсе не собираюсь помыкать тобою. Я просто подумал, что, может, ты не прочь заняться благотворительностью в Будайене. |