|
Тогда он набросил на плечи походное одеяло-паутину. Стало теплее, но намного тяжелее было идти – каждый шаг давался с трудом. Редар почти перестал замечать окружающее, он просто бездумно переставлял ноги, вцепившись глазами в след.
Долгое время за ним кралась сольпуга, а он так и не заметил. Чудовище все примеривалось к прыжку, но каждый раз замирало в нерешительности: запах паутины отпугивал ее. Сольпуга отстала, решив поискать добычу полегче.
Еще через две тысячи шагов он в первый раз упал. Поднялся с трудом, стряхнул с одеяла песок, побрел дальше. И через триста шагов упал снова. Дальше он уже не считал. Спустя некоторое время он упал и, не в состоянии больше встать, пополз вперед на четвереньках.
Ночь тянулась бесконечно. Казалось, что новый день никогда не наступит. И когда на восходе забрезжил слабый свет, Редар готов был подскочить вверх от радости, хотя сил на это уже не осталось. Он в изнеможении прилег на песок, решил дать себе небольшой отдых. От ночного холода совсем одеревенело лицо, пришлось растирать жестким краем меховой накидки.
Зарево на горизонте все разрасталось, вот уже полнеба окрасилось в розовой цвет. Казалось, где-то там, на востоке, за краем земли пылает гигантский костер. Тьма отступала, пески, будто подсвеченные изнутри, заискрились, заиграли мириадами песчинок. Становилось все светлее. Редар бросил взгляд на след и вздрогнул: за ночь он подобрался совсем близко, ровные, отчетливые отпечатки были оставлены не позже вчерашнего захода. Что-то в них его насторожило, но сразу же вниманием охотника завладела другая мысль: если учесть, что ночью пауки не двигались, то…
Редар – и откуда только силы взялись – быстро вскарабкался на гребень ближайшего бархана, огляделся. В полусотне перестрелов он приметил какие-то песчаные бугорки, весьма подозрительные на вид. Доходит ли до них след или сворачивает в сторону, было, конечно, не разглядеть, но тянулся он в ту сторону, это точно.
Догнал! От этой мысли юноше стало радостно и жутко. Радостно оттого, что он оказался отличным пустынным следопытом, сумел выследить врагов и догнать их. А жутко… Ну, это понятно. Кому из людей не станет страшно от близости смертоносцев? Пусть даже это и бураки, почти не владеющие ментальной мощью.
Он решил дождаться на гребне, пока твари вылезут из своих ночных пристанищ – ничем иным эти странные бугорки не могли быть. Надо только спуститься вниз к брошенной перевязи за водой и мясом. Ожидание будет долгим, можно отдохнуть и подкрепить силы.
Теперь в пылающем зареве приближающегося восхода отчетливые следы можно было рассмотреть внимательнее. Сохранились они отлично. Редар осмотрел их еще раз, с трудом гоня от себя наваливающуюся усталость. Чем-то они ему не нравились… Что не так?
Внезапно он понял. У того, кто оставил эти следы – три пары, шесть ног, а не восемь, как у всех пауков! Может, ему попался какой-то калека… Ну-ка, а другой? То же самое! У всех… восьмерых?! Один куда-то за ночь подевался. То есть, за ночь для Редара, а для них самих – за длинный дневной переход. Итак, восемь пауков-калек. Охотник хмыкнул. Что за глупость!
Есть другой ответ, очень простой. Его первым дал еще Салестер. Это не пауки.
Чтобы не пропустить момент, когда из нутра ночевок вылезут на свет неизвестные твари, юноша перебрался на следующий бархан, поближе – отсюда было все видно, как на ладони. А сам он останется незамеченным, ни одно насекомое его не разглядит. Куда им соревноваться с глазами людей! Теперь, когда он убедился, что преследовал вовсе не смертоносцев, страха почти не осталось. Какое чудовище пустыни, даже само опасное, может сравниться со смертоносцами?!
Не отрывая взгляд от цели, Редар сцеживал сок гувару в ладонь, потом жадно слизывал горькую влагу.
Как ни готов он был к этому, но когда песчаные бугры зашевелились и наружу полезли ярко-рыжие, сверкающие на солнце отполированным хитином монстры, пустынник вздрогнул. |