— Четверо?! — изумилась Ава. — Никогда бы не подумала. Я тобой восхищаюсь, Кенси. Быть матерью четверых малышей и находить время для себя. Ты просто умница!

— Разве мы больше не говорим обо мне? — вклинился Калеб в эмоциональный обмен любезностями двух очаровательных брюнеток. — Она, видите ли, время для себя находит... Немудрено. Оставила своего бедного муженька на хозяйстве с четырьмя сопляками, а сама спозаранку отправилась к сестре кофе пить. Признаться, не завидую я мистеру Хёрли. И сделаю все от меня зависящее, чтобы не оказаться на его месте.

— А мой дорогой супруг не чурается сидеть с малышами. Это ведь и его дети тоже. С младшим я вообще оставила его одного впервые. А со старшими они большие друзья.

— Скажи еще, что братья по разуму, — нахально добавил Калеб.

— А что дурного ты видишь в том, чтобы быть другом своим детям? — поинтересовался Ральф Хэллибертон.

— В самой идее ничего предосудительного, конечно же, нет. Да вот только на практике это редко кому удается, — авторитетно заявил Калеб.

— Ты говоришь так только потому, что у тебя самого отношения с отцом душевностью не отличаются, — резко возразила Ава. — У нас в семье проблем с пониманием нет.

— Вот как? — вспыхнул Калеб. — Это объясняет, почему ты приехала впервые за десять лет, да еще собиралась остановиться в отеле, а не в родительском доме, — напустился он на нее.

— Но ведь приехала же. И живу теперь здесь, — невозмутимо парировала она. — Разве это не лучшее доказательство взаимопонимания?

— Тебе виднее, — раздраженно бросил он.

Часом позже стали грузить вещи — Дамиен и Челси переезжали в свой новый дом. У Калеба Гилкриста наконец появилась серьезная причина задержаться у Хэллибертонов, и он старался за двоих, подчеркнуто сосредоточенный и серьезный.

Ава тоже принимала активное участие в этом сугубо семейном мероприятии и часто пересекалась с Калебом то на лестнице, то в холле, то возле фургона.

Занимаясь погрузкой, оба были преувеличенно обходительны друг с другом и старались больше не привлекать ничьего внимания к своим разногласиям.

Невзирая на желание повредничать, Ава прекрасно понимала, что категоричные утверждения Калеба вряд ли отражают истинное его отношение к житейским делам. Она догадывалась, что он сознательно все утрирует, чтобы разобраться, ответить на какой-то мучающий его вопрос.

Она и сама нередко прибегала подобному способу, когда требовалось разрешить сложную ситуацию. И не далее как прошедшей ночью решила, что не поддастся вновь нахлынувшим чувствам, оттого и демонстрировала весь день Калебу свой скептис, неприятие его принципов, также все преувеличивая. Ей было безразлично, как к столь странному поведению отнесутся присутствующие. Не для того она прошла долгий путь, чтобы пытать удачу с этим плейбоем, зависеть от его странных представлений и капризов, подчинив им свою жизнь. Она догадывалась, что и Калеб в этот же самый миг пытается убедить себя в бесперспективности таких отношений. Для того и явился к ним с самого утра, для того и выплескивает во всеуслышание аргументы в защиту своих холостяцких идеалов.

Подустав, Ава присела на кресло, одиноко стоявшее посреди опустевшей комнаты брата.

Сзади подошел Калеб и взялся за спинку этого самого кресла со словами:

— Мне приказано и его снести вниз.

— Я знаю, — отозвалась Ава, оглянувшись.

— Вставай, чудо-ребенок. Вместе я вас не потяну, — хихикнул он.

— Не суетись, — устало попросила молодая женщина. — Присядь. Поговорим, — попросила она, кивнув в сторону подоконника.

Калеб послушно сделал, как она хотела. Уселся на край широкого подоконника боком. Сделал это весьма грациозно.