Скоблин обратился с просьбой о помощи для переезда Тур- кула в Париж к руководству Русского общевоинского союза. Николай Владимирович был уверен, что Миллер не сможет ему отказать. Евгений Карлович был двумя руками «за». Ему очень хотелось иметь рядом с собой такого активного человека, как дроздовский генерал. Вот только денег он, увы, дать не мог. А и надобности в них не было. Шатилов заранее подготовил 1200 франков на переезд Туркула. Разумеется, ближайший год Антон Васильевич, знавший, кто именно его благодетель, неустанно пел осанну верному сподвижнику Врангеля, настоящему лидеру Белого движения. Большего от него пока и не требовалось. Своими заявлениями он способствовал тому, что в орбиту «Внутренней линии» попали неофиты из числа дроздовцев.

* * *

К этому же времени относится и первая попытка объявить генерала Скоблина агентом Кремля. Все началось с того, что ГПУ, не переставшее искать выходы на Русский общевоинский союз, вздумало завербовать известного своим пьянством непостоянными дебошами полковника-корниловца Федосеенко. Зачем Москве понадобился такой никчемный осведомитель — не понятно до сих пор. Как бы там ни было, таксист, едва сводивший концы с концами, сначала согласился работать на Москву, а потом, испугавшись, доложил обо всем Миллеру. В разбирательство непонятно зачем втянули Скоблина. И уже через пару недель Федосеенко начал рассказывать каждому встречному, что командир корниловцев тоже работает на Лубянку.

Такие слухи не были чем-то необычным в эмигрантской среде. Мало кому удалось избежать таких подозрений, если даже генерала Шатилова в этом обвиняли. Но на беду Русского общевоинского союза, этот скандал мало того, что стал поводом для шумной кампании в прессе, так еще и вытащил из небытия легендарного «выводителя на чистую воду всех и вся» журналиста Бурцева.

Владимир Львович был уникальным человеком. Сегодня о нем почти не вспоминают, но для интеллигенции начала XX века он был знаковой фигурой. В русском зарубежье его с пафосом называли «странствующим рыцарем печального образа» и «Геркулесом, взявшимся очистить Авгиевы конюшни».

Бурцев никогда не являлся членом какой-либо партии, чем очень гордился. Именно его можно считать первым независимым политический борцом в России. Подростком был склонен к религиозной экзальтации, мечтал о монашестве, но очень быстро разуверился в Боге. В 1897 году он начал издавать журнал «Народоволец», в котором пропагандировал народовольческие методы политической борьбы, делая акцент на революционном терроре. Делал он это в Англии. Так спокойнее призывать к бунту. Бурцев обвинял эсеров в том, что они сосредотачивают силы на казнях сановников, вместо того чтобы готовить убийство царя. При этом сам Владимир Львович испытывал особую ненависть к Николаю II. Он считал его источником всех зол и везде, где мог, проповедовал цареубийство. Однако после выхода статьи «Долой царя!» под давлением русского правительства Бурцев был арестован и обвинен английским судом присяжных в подстрекательстве к убийству. Полтора года он пробыл в лондонской каторжной тюрьме.

После Февральской революции Бурцев одним из первых начал кампанию против большевиков и всех, кого он подозревал в пораженчестве. Германскими шпионами ему казались тогда почти все. В июле 1917 года в газете «Русская воля» он опубликовал список тех, кого считал «агентами Вильгельма II». Список из 12 имен, который торжественно открывали Ленин и Троцкий, венчался Горьким. Иванов-Разумник тогда назвал этот поступок Бурцева выходкой, вызывающей омерзение, а Горький в сердцах воскликнул: «Жалкий вы человек!»

Издаваемая Бурцевым «Наша Общая газета» была единственной из небольшевистских вечерних изданий, которая вышла в Петрограде в день большевистского переворота.