Танди швырнула в него подушкой и соскочила с кровати; ее ужас превратился в гнев.

– Убирайся вон, гнусный призрак! – взвизгнула она.

– А‑а, сладенький кусочек, мы проснулись и приветствуем гостя! Восхитительно! – Демон подобрался ближе, облизнув тонкие губы кончиком раздвоенного синего языка. Хвост его подергивался.

Танди с отвращением и вс_ возрастающим гневом отшатнулась: – Ты мне противен! Пошел вон!

– Ну‑ну, не все сразу, – ответил Бошир; хвост его поднимался, напрягаясь. – Пусть твоя страсть дойдет до высшей точки, ибо я хочу ощутить всю ее глубину.

Он попытался дотянуться до Танди; его рога, казалось, светились, отражая огонь глаз.

В отчаянии Танди прибегла к последнему средству. Она дала волю гневу. Тело ее напряглось, лицо покраснело, она зажмурилась и направила вспышку гнева прямо в широкую грудь демона.

Вспышка достигла цели, произведя взрывной эффект. Демона буквально разорвало на части, его руки, ноги и голова полетели в разные стороны. Хвост приземлился на кровать и остался лежать там, подергиваясь, как обезглавленная змея.

Танди закусила дрожащую губу. Она действительно не хотела этого. Вспышки ее гнева были губительны, и ей не следовало давать им волю. Теперь вот она уничтожила демона, и платить придется много. И как она сможет ответить перед адом за убийство?

Останки демона истаяли дымом. Дым слился в облако – и Бошир явился снова, целый, невредимый и ошеломленный.

– Вот это дивный поцелуй, – сказал он и, пошатываясь, вышел сквозь стену.

Танди немного успокоилась. В конце концов, Бошира она все же не убила, и он ушел. Лучший выход из ситуации... или нет? Ушел‑то он наверняка не насовсем, и они оба теперь знают, что ее вспышки гнева демона не остановят. Так что проблемы она не решила, только получила отсрочку.

Тем не менее теперь она могла заснуть. Этой ночью, Танди знала, неприятностей больше не произойдет, а несколько следующих ночей будет дома мать. При всем нахальстве по отношению к одинокой жертве Бошир вряд ли останется таким же настойчивым, когда поблизости есть кто‑то способный прийти на помощь.

На следующий день Танди попыталась поговорить с матерью, хотя была почти уверена, что это не поможет.

– Мама, помнишь Бошира, того демона, который работает на очистке рома? Он...

– О да, демоны – такие милые существа, – ответила Самоцветик, издавая запах слегка разогретой серы. Такова была ее магия: ее настроения выражались запахами. – Особенно Борегар, работающий над своим научным трудом...

– ...который он начал писать еще до моего рождения. Да, он очень милый демон. Но Бошир – Бошир совсем другое дело. Он...

– Они никогда не причиняют мне хлопот, если нужно поместить в их пещерах драгоценные камни. Демоны – прекрасные соседи. – Запах серы усилился, заставляя морщить нос.

– По большей части да, мама...

Само собой, демоны не беспокоили Самоцветик: не будь ее, не было бы и драгоценных камней, а демоны всегда были падки на такие безделушки.

– Но этот не похож на других демонов. Он...

– Разумеется, дорогуша, все в чем‑то друг на друга не похожи. Это‑то и делает Ксанф таким интересным местом. – Теперь от нее пахло едва распустившимися оранжевыми розами.

– Возможно, «не похож» – не совсем то, что я имела в виду. Он приходит по ночам в мою комнату...

– О нет, он на это не способен! Это было бы неправильно.

Невозможность подобной мысли выразилась в запахе перезрелого плода сороканедужника. Даже недозрелые, такие плоды‑пилюли неприятно пахли болезнью, а со временем эффект только усиливался.

– Но именно это он и сделал! Прошлой ночью.