Лумис изволил не поверить.

– Серьезно, там официально запрещено ставить подслушивающую аппаратуру, так как это не государственная территория, – пояснила Магриита, замедляя шаг.

Но Лумис все равно не поверил.

Когда громадный автоматический единорог, копия давно истребленного человеком представителя фауны, хриплым голосом произнес: «Спасибо» и, проглотив плату за вход, добавил, голосом главы Аббатства епископа Регроса Святого: «Братья, лишь здесь вы познаете радость единения с природой», они ступили на черную, не тронутую стекломильметолом землю. Вокруг распускались самые причудливые цветы, тихо шелестели разноцветные травы, а прямо перед ними вздымался, закрыв своей кроной все небо необъятный (Лумису пришлось повернуть голову, чтобы оценить его ширину), обвитый питонообразными лианами баобаб великан.

– Самое старое дерево в мире, – заверещал невидимый в траве автомат, сработавший при их приближении. – Лишь три тысячи двести двенадцать человек взявшись за руки смогут охватить его ствол целиком. Это растение посажено собственной рукой Верховного кардинала Табаско Милостивого в честь Тройного Звездного Совпадения, когда все огненные светила сошлись в одной точке.

– Почему три? – спросил Лумис у всезнающей Магрииты. – Ведь звезду «три», вроде, вычислили не так уж давно?

– Так гласит легенда, – ответила Магриита пожатием плеч. – Я в конце концов не астроном, и не историк. Вдруг когда то давно тёмное солнце Лезенгауп было видимо? Или даже не так! Вдруг зрение у людей имело расширенную зону восприятия?

– Слушай, Магри, да тебя надо отправить в министерство Науки, – без притворства восхитился Лумис.

– Что мне там делать необразованной?

– Выдавать общие идеи, как я понимаю.

Они свернули на абсолютно безлюдную, заброшенную тропинку.

– Не так уж здесь одиноко, – проронил Лумис, когда где то вдали монотонный ульма схемный голос снова повторил кому то историю о самом старом дереве. Но наконец с расстоянием затих и электрический гид. Магриита взяла его под руку, теперь они не умещались на тропе и одной ногой ступали по зеленому ковру.

– Что мы будем делать дальше, Лумис? Я говорю о дальней перспективе, – пояснила она наклоняясь, чтобы не задеть большущую, в пол руки, колючку торчащую из ствола гигантского кактуса.

– Уверена, что здесь не подслушивают?

Она вновь пожала плечами.

– Значит рискнем, – и глядя в ее расширенные глаза, он высказал многое, что накопил за последние дни, а скорее всего циклы. То, что он не выражал вслух еще никому. Его словно прорвало и остановиться он не мог. Часто он переходил на крик и умолкал на время, только, когда она легонько толкала его локтем. Он прикусывал губу не из опасения, в эти минуты ему было все равно, а просто по привычке, ожидая пока очередной, случайный прохожий флоралюб удалится на безопасное расстояние. И после его, не совсем связная речь, продолжалась:

– Тебе не кажется, ну хоть иногда, что мы ввязались в какую то бессмысленную, безнадежную войну? Не зря ли, льют кровь «повстанцы», «потрясатели основ» и все остальные, не слишком ли силен, непобедим наш противник, и более того не поощряем ли мы его своими выходками на большее ожесточение? Не хочется ли иногда тебе, Магриита, бросить это идиотское, не имеющее окончания занятие? Я знаю, нами движет прошлое, оно горит, не хочет тухнуть внутри, ищет выхода в действиях, но не есть ли это самообман? Да и ладно я, но ты? Женщина. Красивая женщина. Неужели даже тебе не хочется спокойствия? Прошлое? Оно ведь уже ушло, навсегда ушло. Я смотрю иногда на обычных, окружающих людей. Ведь они как то живут? Вдруг мы обманываем себя и жизнь не так уж паршива.