В. Маковский. Охотники на привале

Третье: всегда считать оружие заряженным, даже если вы только что его разрядили и поставили на предохранитель. И относиться к нему, как к источнику повышенной опасности для себя и окружающих, ибо один раз стреляет даже не заряженное ружье. Возле нашей бани росла большая береза, на которую часто садились тетерева, для чего в сенях всегда стояла ТОЗ-8, а в окне открывалась форточка. Однажды я выглянул — штук пятнадцать косачей расселось, зарядил, высунул винтовку, прицеливаюсь в нижнего, нажимаю спуск, а выстрела нет, затвор замерз на морозе и ударник едва ходит. Разрядил, причем вроде бы видел, как патрончик вылетел и укатился под ларь. Винтовку занес домой и поставил возле печки отогревать, сам же пошел доставать патрон. Шарил, шарил на ощупь и вдруг слышу выстрел в доме и звон битой посуды. Забегаю — пахнет порохом, а в посуднике шесть тарелок как не бывало.

Вечером батя учил меня с помощью шомпола, как следует обращаться с оружием…

Для того чтобы безопасно владеть ружьем, и тем паче нарезным, надо к нему привыкнуть, но не настолько, чтобы окончательно потерять страх перед ним. Например, столяра, работающего на станках, можно узнать по отрезанным пальцам, а происходит это, когда человек полностью осваивает профессию, приобретает опыт и перестает опасаться вращающейся пилы или ножей рубанка. Ружье, как женщина: если почувствует, что ты к ней привык и самоуверенно перестал бояться, что тебя разлюбят и уйдут к другому, как она тут же выкинет какой-нибудь неожиданный номер, ибо ее характер непредсказуем.

К дяде Гоше Таурину однажды приехала на охоту местная власть — начальник милиции и прокурор района. Оба всю сознательную жизнь имели дело с оружием, к тому же еще и охотники, и люди зрелого, разумного возраста. Погоняли лосей, отстреляли двух и удовлетворенные, сели у Бармы в избе отмечать событие под жареную свежатинку. Раздухарились, вышли на огород и давай силой меряться — стрелять по банкам и бутылкам — нормальная мужская забава. Да и хорошо у обоих получается, только прокурор никак не может верх одержать, и у них с начальником милиции спор вышел, как бывает по пьяному делу. Прокурор достает служебный пистолет «Вальтер» (прокуратуре тогда выдавали оружие иностранного производства) и начал по бутылкам палить — стрелок был отменный, дядя Гоша уж устал бегать по огороду и бутылки на забор вешать. Начальник же милиции уступать не хочет. Взял у прокурора «Вальтер», зарядил, затвор передернул — бах, бах и всю обойму, как ему показалось, высадил. И то ли незнаком был с ненашенским пистолетом, то ли в нем что-то заело или сделал что-то не так — руки-то были неуверенными, поскольку после каждого тура они по рюмке наливали. В общем, незаряженный пистолет выстрелил и пуля пробила навылет предплечье прокурора. Хорошо, кость не задело! Жена Бармы, тетя Тася, вышла из избы, оружие отобрала, мужикам коромыслом по горбам надавала и рану прокурору перевязала, а «Вальтер» в русскую печь спрятала, чтоб опять палить не начали. Мужики приняли еще наркоза и спать завалились. Наутро проснулись, печку затопили, опохмелились и стали кумекать, как быть. Договорились скрыть случившееся, мол, рана не опасная, через пару недель заживет. А то ведь дело серьезное, в Москву докладывать надо. Если даже там не узрят умысел в действиях милиционера, не обвинят в покушении на прокурора, то за такое дело всяко из партии попрут и с работы долой. Обмыли мирный договор, стали домой собираться и только тут хватились пистолета.