Само собой, я его тут же поймал – в своих обидах сестра точно была женщиной, и «прилетало» мне не первый раз.
– Вот и Денис такой же лопух, как ты!
– А я то почему лопух?
Значит, парня из школы зовут Денис? Надо запомнить.
– Да потому что! А скажешь, нет? Тебе, Тошка, двадцать лет, а у тебя до сих пор нет девушки!
– Хм. И что из этого?
– А то! Из за своих теорий ты и не заметишь, как жизнь пройдет мимо! Р раз – был Антон Морозов молодым. Два – стал скучным и старым факапером , вот!
Ничего себе! Я не уставал удивляться тому, как быстро и отовсюду сестра успевала нахвататься сленговых словечек.
– Ну, я думаю, об этом еще рано переживать, – сказал примирительно. – И потом, у меня нет времени на девушку, и ты это прекрасно знаешь.
Я вспомнил Эллу, ее переменчивое настроение, которое не мог понять, и грустно выдохнул.
– Но, кажется, мне нравится одна…
– Что?! Только кажется?! – Сестра ахнула и обиженно выпятила подбородок. – Прекрасно! У меня есть старший брат, но у него нет личной жизни! Мне даже подругам похвастаться нечем! У Каринки брат уже с третьей девчонкой встречается, а у Ленки Гусевой Сашка только в десятом, но у него уже было два свидания! Думаешь, мне не обидно?
– Мне – нет, – ответил честно. – Как то не приходило в голову.
– Да у всех есть девушки, кроме тебя! И это – полный отстой, понял!
Судя по тону, обвинение прозвучало серьезное, и удивление переросло в озадаченность.
– Кристина, да что за ерунда с тобой творится? – Я подошел ближе к сестре и положил медведя на ее постель. – У кого это «у всех»?
– У Сашки Гусева, у Гарри Стайлса, у Коула Спроуса и даже у его брата близнеца! У всех, у всех есть! А ты – ничем их не хуже!
– Кристин, глупость какая то. Неужели моя личная жизнь волнует твоих подруг?
Сестра опустила голову, утерла нос… и вдруг из ее глаз закапали настоящие слезы – крупные и горькие.
– Я не хочу, Антон, чтобы надо мной смелись. И над тобой тоже! Я хочу, чтобы у тебя была девушка – лучше всех!
Я присел на кровать и притянул мелкую к груди. Погладил по голове, думая о том, что только о такой неприятности и можно сожалеть в двенадцать лет.
Когда сел ужинать, домой вернулся отчим. Мы с ним годами не здоровались и не прощались – сам так приучил. Раньше он меня не замечал, а потом я подрос, принял это правило и повторил за ним модель поведения. Вот и сейчас он вошел в кухню и просто сказал:
– Где мать?
– На работе.
– А ты?
– На работу.
– Есть что на ужин?
Я не собирался ему прислуживать и тыкать пальцем, как дикому аборигену, где в нашем доме спрятана еда, поэтому просто пожал плечами. Но на ужин определенно что то было, и лежало оно в моей тарелке.
– Кристина! – повысил голос отчим. – Суп остался? Разогрей!
– Не могу, пап! Мне некогда, я уроки делаю! – звонко донеслось из спальни. – У меня тройка по контрольной! Антон сказал, что надо исправить, а то Анна Владимировна вызовет тебя в школу! А она у нас такая зануда, пап, кого хочешь достанет!
В руке отчим держал большой пакет с рыбой и, оглянувшись, опустил его в кухонную мойку.
– Потом сделаешь свои уроки. А кто будет рыбу чистить?
– Фу у! Терпеть не могу рыбу! Сам любишь, сам и чисти!
– Тебе мать не жалко?
– А тебе не жалко? Или у тебя рук нет?
Если бы я тут не сидел, отчим бы обязательно прикрикнул на дочь, а так промолчал. Засопел, открывая холодильник и поглядывая в мою сторону. |