Вот этим и жил город в течение целого дня, а под вечер произошло невероятное: в столицу под звуки фанфар и победную дробь барабанов въехал отряд «Небесного Братства». Такого раньше никогда не случалось, несдержанные на язык пустобрехи попритихли, ведь на площадях уже стали возводиться эшафоты, а на каждом столбе появились листки: «Разыскивается опасный бандит и убийца по кличке Палач. Награда – 1000 синдоров золотом». Самое удивительное, что ни служители столичного сыска, ни главари городских банд о таком «рыцаре кинжала и топора» никогда не слышали. Правда, ходили слухи о появляющихся сами собой на стенах надписях, в основном выведенных кровью или вырезанных ножом, но в такие глупости никто не верил. Честные разбойники не состояли на службе у Вулака, а значит, не умели творить чудеса.

Труднее всех в этот день пришлось стражникам на городских воротах. Служивым необычайно досталось и от командиров, и от спешивших покинуть город господ. Они с радостью кинулись исполнять приказ коменданта еще до захода солнца запереть ворота. Последней столицу покинула небольшая крестьянская повозка, везомая жалкой, костлявой клячей. Невзрачный кучер на козлах наверняка прошелся по всем городским кабакам и собрал богатый урожай оплеух. Его побитая физиономия в обрамлении слипшихся рыжих волос напоминала помятый шар, раскрашенный всеми цветами радуги. К счастью, такие посетители жаловали в столицу нечасто, пожалуй, даже никогда. Груз в телеге был необычный: огромный мешок с похрюкивающим боровом внутри, и еще один совсем уже пьяный мужик, горланящий во сне похабные песни. Возиться с деревенщинами стражам порядка не хотелось, и их быстрее, пока не видит совсем задерганный с утра дежурный офицер, выпроводили за ворота.

Однако едва солнце село, что случилось приблизительно тогда, когда повозка уже отъехала от города шагов на пятьсот, произошла чудесная метаморфоза. Пьяный мужик мгновенно протрезвел, из мешка появилась довольно улыбающаяся рожа лысого толстяка и только возница остался по-прежнему несчастным, задумчивым и побитым.

– Кажется, выбрались, а я-то уж думал все… хана! – прохрюкал по привычке весь путь изображавший откормленного поросенка Кор и панибратски стукнул Палиона по плечу. – Жаль Лукаба вдруг взбрыкнула и с нами поехать отказалась, но бабы – дуры, ничего уж тут не попишешь. Неизвестно, какие тараканы в их башках копошатся…

– Ты прав, – флегматично заметил немного одурманенный винными парами разведчик, – но если честно, меня больше волнует, какой осел завелся в башке у некоего божества, столь нелогичного в своих поступках и столь привычного без объяснений менять наши планы.

– Очень мудрый и альтруистичный, – ответил возница, с трудом шевеля разбитыми губами и онемевшим ртом.

Подавить боль можно лишь на какое-то время. Ночью Вебалсу удалось взять себя в руки, но сейчас, когда резервы божественного организма были значительно истощены, злодейка-боль снова вернулась, но только на этот раз она была гораздо сильнее.

– Мне трудно говорить, но если вы настаиваете, то я сделаю над собой усилие, – тихо пробормотал слывший колдуном Озет.

– Мне трудно об этом просить, но иначе нельзя. Мы с кровососушкой сгораем от далеко не праздного любопытства, – настоял Палион. – Почему ты не убил Самвила, почему не добил Кергарна и не завершил то, к чему мы так долго шли?

– Я вставил палку в колеса наибольшему Злу и пока позволил существовать наименьшему, – стал философствовать Вебалс, надеявшийся, что его спутники сами все поймут и избавят его от нужды шевелить треснувшими в нескольких местах и довольно болезненно сраставшимися челюстями.