Были прения сторон. Потом снова просил слова адвокат и упрекал обвинение в том, что прокуратура односторонне изучала дело, не учла, что подсудимый впервые совершил преступление, до этого он ни разу не был замечен в драке. Что от крутых Мишка отошел сам и навсегда, его никто не убеждал, не отговаривал. А значит, моральный стержень крепок. Что в задачи общества прежде всего входит воспитание человека, а Мишка не потерян для людей. Ему присуще чувство сострадания и понимания. Он сам раскаялся в случившемся и чистосердечно признался, а это в суде нельзя игнорировать.

— Вы не учите нас азбучным истинам! — не выдержал председательствующий суда, с неприязнью глянув на адвоката.

Евгений слушал молча. В зале суда кипели страсти, присутствовавшие кричали Мишке:

— Ты, заморыш гнилой пизды, зачем на свет вывалил, паскуда? Ту транду, что высрала, горячим свинцом надо было залить! Чтоб дикие псы порвали эту суку бешеную!

— Прошу без оскорблений. Иначе удалим из зала заседаний! — пригрозил судья.

— Попался б он мне в руки на воле, не только яйцы, башку с резьбы скрутил бы мудаку! Глистопер гнойный, тухлота вонючая, такого живьем урыть! — неслось отовсюду.

— Прекратите выражаться! — кричал судья, но его голос заглушали.

— Опетушить блядюгу и «розу» в жопу вставить ему и защитнику — лысой манде! Тут его родители! С них начать надо! Обоих в куски порвать!

— Заседание окончено! Дальнейшее рассмотрение дела переносится на завтра! — донеслось до Евгения. Тот глянул на Тоньку. Баба сидела зареванная, никого не видя вокруг.

— Пошли! Приговор, я думаю, завтра огласят. — Евгений подал ей руку. Баба встала. Глаза в слезах. Еле держится на ногах. Проходя мимо клетки, где сидел Мишка, сказала громко:

— Чтоб ты сам свою жизнь проклял и молил о смерти как об избавлении…

— Пошла ты на хер, дешевка! — услышала в ответ.

Все присутствовавшие в зале мигом повернули от двери к клетке. Охрана еле сдерживала закипевшую ярость. Мишку срочно затолкали в машину, и тот вскоре снова оказался в камере. Уж какое там свидание с матерью и отчимом. Всякая секунда промедления могла стоить жизни.

— Притырок! Козел! Теперь бы со своими трекал. Домашней жратвы похавал бы! Нынче снова баланду жрать станешь, отморозок! Тебе ли пасть отворять, урод долбанутый! Валяй в камеру, чума вонючая! — Мишку втолкнули, сказав напоследок: — Таких паскуд стрелять надо!

…Женька, вернувшись домой, сыну сказал, что суд перенесли на завтра.

— Пап! Ты видел того, кто мамку убил?

— Видел, сынок…

— И ничего не сказал ему?

— Его охраняют. Только суд может решить, как наказать?

— А он страшный, злой?

— Нет! Он худой и слабый. Он и маму убил из пистолета. Тут сила не нужна.

— Что ему будет за мамку?

— Завтра узнаем! — ответил Женька и услышал звонок в дверь, а потом голос:

— Эй, хозяева! Есть дома кто-нибудь?

На пороге появилась Ксения.

— Вы хоть письмо из ящика возьмите. Иль не приметили? И деньги примите! За неделю накопилось. Как назло, Игорь не появляется, пришлось самой нести, — выкладывала перед Женькой пачки банкнот. — А это оставлю на завтра. С чего-то нужно начинать день.

— Да и зарплату пора получить! — Евгений посмотрел в свои записи, быстро отсчитал зарплату Ксении, та зарделась. — Нормально? — спросил Евгений.

— Это много. Я столько не ожидала.

— Все от выручки. Как договорились.

— Ну, спасибо! — радовалась Ксения.

— Может, поможешь нам убраться в доме? Понятно, что не за «спасибо».