Даже и не буду пытаться оттереть пятна, обувь придется выкидывать. Новые сапоги – это ползарплаты. И тут шеф обернулся и назвал адрес, из которого я поняла, что сапоги выкидывать рано. Канава имелась в виду та самая. Перед тем как надеть сапоги, я попыталась рассмотреть мерзкие пятна и в первый раз усомнилась в том, что все пятна – технического происхождения. Лешка был не так уж не прав, кое какие следы похожи на кровь.

Осознав, что отыгрываться придется на экспертах, я оделась, откопала в залежах бумаг дежурную папку и спустилась вниз. Машина уже ждала, водитель был мне не знаком, а кидаться на незнакомого человека мне совесть не позволила. Может, хоть эксперты приедут свои, родные, на которых и оттянуться будет не грех…

Но и с экспертами мне не повезло. Криминалист, прибывший на место, выглядел таким забитым и затюканным, что отбил у меня всякую охоту к нему придираться; ну какой смысл цепляться к человеку, который не в состоянии тебе дать отпор? Выходя из машины, я нечаянно (правда, нечаянно) наступила ему на ногу, и он тут же извинился. Я почувствовала себя львицей, у которой вырвали добычу из пасти. Оставалась надежда на судебного медика, но и тут не подфартило. На краю канавы, куда машине – даже вездеходному милицейскому уазику – было не подъехать, балансировал средних лет мужичок в камуфляже. Рядом с ним стояла увесистая экспертная сумка, не оставлявшая сомнений в том, что это дежурный судмедэксперт, но мне он знаком не был.

Дойдя до края твердой земли, я кашлянула и поздоровалась с экспертом:

– Добрый день. Я следователь прокуратуры Швецова Мария Сергеевна.

Эксперт повернулся ко мне. У него было простоватое, но приятное лицо.

– A а… Мне Дима Сергиенко про вас говорил.

– Что именно? – напряглась я.

– Что вы очень милая женщина.

Я вгляделась в него, ища подвох. За моей спиной хмыкнул милицейский водитель.

– Как ваше имя отчество?

– Георгий Георгиевич.

Эксперт говорил тихим голосом, растягивал слова и явно никуда не торопился. На меня он подействовал успокаивающе. Я начала искать положительные моменты в том, что происшествие случилось под окнами моего дома. Первый положительный момент заключался в том, что после осмотра я смогу зайти домой и поменять обувку. Но на этом положительные моменты почему то закончились. Подул ветер, причем порыв его был ужасающим, меня чуть не сдуло в канаву.

Отойдя от машины, я осознала, что ветер пронизывает насквозь, что уже стемнело и сквозь рваные клочья облаков просвечивает какая то мутная луна. Где то неподалеку выла собака, и я подивилась, как неуютно может быть в совсем непозднее, в общем то время в центре большого города.

Окна моей квартиры уже светились; значит, Хрюндик дома, трескает чипсы, долбит «Плейстейшен» и радуется, что никто не капает ему на мозги. Я вздохнула и вернулась к месту происшествия.

– Ну что, начнем, наконец? – нервно осведомилась я у эксперта. Георгий Георгиевич затянулся в последний раз, выкинул в канаву окурок, попав аккурат на присыпанное землей тело, и потянулся к стоящей на отшибе экспертной сумке.

– Извлекать его? Или там будем осматривать? – кивнул он в сторону рва. Но, свесившись туда с риском для жизни, тут же покачал головой.

– У меня то есть бахилы, а вот вы – на каблучках. Утонете.

Вообще то я начала тонуть, еще не попав в канаву. Днем прошел дождь со снегом, и не покрытая асфальтом земля превратилась в жидкую грязь даже на берегу. Не говоря уже о том, что писать протокол, стоя по колено в жиже тремя метрами ниже уровня культурного слоя, технически проблематично. Про мифические «костюмы следователя для выезда на место происшествия», состоящие, если верить брошюрке «Организация работы следователя» 1964 года издания, из бахил, прорезиненного плаща с капюшоном, теплого свитера и прочих изысков, сейчас никто и не вспоминает.