— Вы… Вы… — выдавила она. Рывком села в кровати:

— Нет, я не узнаю эти вещи. Уходите! Заберите все с собой! Я сейчас позову на помощь!

— Фрекен Шарлотта, все это очень серьезно. Вы должны меня выслушать. Я же вижу, вы их узнали.

Губы фрекен презрительно скривились; в маленьких, глубоко посаженных глазах отразился дикий страх:

— Жалкая вымогательница! Попрошайка! Говори, сколько тебе надо?!

— О нет, нет! — отчаянно пролепетала Силье. Она не привыкла к тому, что кто-то подвергал сомнению ее честность. — Я же сказала, что не хочу сделать вам больно.

— Вы ищите свою выгоду в несчастье других, разве это не скверно? Как вы нашли меня?

Теперь она смотрела на Силье с отвращением, которое и не пыталась скрыть. С лица исчезли все краски.

— Ваша монограмма. Я много лет знаю, кто вы, но не решалась вас тревожить. И только сейчас, когда я оказалась в тупике… Однажды один злодей пытался выкрасть у нас эти вещи. Он слышал, что на них вышиты инициалы. Вот он был вымогателем. Но я и мой муж спрятали их. Я много о вас думала, фрекен Шарлотта, о том, как вам должно быть тяжело. И теперь, когда я вас увидела, сразу поняла, что это ваш ребенок. Я узнала вас.

Фрекен вопросительно посмотрела на Силье и присела на стул. Ноги ее не держали.

— Мы с вами уже встречались. Не помните?

Тонкие, поджатые губы на грушевидном лице едва шевельнулись. Шарлотта произнесла ни звука. Она пыталась вспомнить.

Эти голубые невинные глаза?…

После долгой паузы Шарлотта неуверенно произнесла:

— Да… Помню. В ту ночь… у городских ворот. У вас на руках была малышка. Вы были молоды и страшно замерзли. Вы мне сказали…

— Да. Вы не подумайте, фрекен Шарлотта, я никогда о вас плохо не думала. Я знала, вы были в отчаянии. И… не хотели совершить того, что сделали. Знаете, я нашла кружку молока…

Неумолимые воспоминания нахлынули на Шарлотту. Должно быть, дитя ее знало холод и голод, одиночество. А она бросила его, бросила, бросила!

Шарлотта снова села, сложив руки на коленях. А слезы все текли, из груди вырывались отчаянные рыдания.

— Вы не должны были приходить, — пробормотала она сквозь рыдания. — И вы не имели права бередить старые раны. Я не смогу пройти через это еще раз! Убить своего собственного… Зачем вы пришли? Что вы могли принести мне, кроме боли?!

— Я должна, — тихо сказала Силье. — Мы… я и муж, мы сделали все что могли, чтобы дети были счастливы. Сейчас они страдают и будут страдать, пока не умрут от голода и усталости. И ваш маленький сын тоже.

Наступила такая тишина, словно все вдруг вокруг замерло — время и воздух. Шарлотта рассматривала стену.

Молчание длилось долго, очень долго.

Шарлотта медленно повернулась к Силье, и та ужаснулась бледности фрекен.

— Вы хотите сказать, что… ребенок жив?

— А как же! Я нашла его сразу после встречи с вами и взяла с собой. Не могла же я бросить его там, — сказала Силье, как бы извиняясь. — Было так холодно… и он так плакал. Неужели вы не понимаете, если б ваш сын умер, я никогда бы не пришла сюда. Я не такая…

Тонкие пальцы крепко вцепились в руку Силье:

— Мальчик?

— Красивый малыш, — улыбнулась Силье. — Ему скоро пять. Вы и сами знаете. А зовут его Даг. Даг Кристиан. Кристиан — в вашу честь.

Шарлотта снова всхлипнула. Раз. Другой.

— О, Боже! Господи, спасибо тебе! — Шарлотта судорожно вздохнула.