Огромная воля, самоутверждение, колоссальная жажда знаний и деятельности, феноменальная работоспособность. Работая, они достигают вершин напряжения, преодолевают свои физические и психические недуги, и на самом творчестве их, как правило, лежит отпечаток какого-то яростного усилия. Им не хватает той очаровательной непринужденности, той великолепной небрежности, что свойственны гениям «от бога»: на уровень гениальности их выносят страсть и мастерство, рождаемое требовательностью к себе. Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов исходный заряд дарования, и у них что-то должно питать веру в себя: может быть, какое-то смутное чувство нераскрытых возможностей… Но бесспорно: на этом полюсе впереди всего саморазвитие и самопреодоление. Это искусные усилители своего дарования, антиподы людей, которых Велемир Хлебников называл «нехотяями».

На их примере особенно отчетливо видно, что нет абсолютно непереходимой пропасти между гениальностью и посредственностью. Я имею в виду не творения — здесь действительно пропасть, особенно заметная у самих гениев, которым случалось создавать слабые вещи. Я имею в виду психофизиологию.

Кто не знал в жизни минут, когда все поразительно проясняется и удается, когда все получается само — и как раз то, что раньше не получалось? Эти необъяснимые взлеты, эти вдохновенные взрывы, позволяющие иной раз новичку выигрывать у классного игрока… Посредственность на короткое время взлетает до уровня таланта, талант… В таких случаях говорят: он «в ударе». Но не является ли «удар» маленькой искрой, проскакивающей от горючего материала спящих возможностей? Быть «в ударе» — не значит ли это находиться в (увы!) кратковременном, ускользающем состоянии гениальности? Микрогениальность?.. Не этими ли состояниями природа, словно дразнясь, показывает, чего можно добиться, к чему можно по крайней мере приблизиться?

«Есть — есть, нет — нет»

Вот еще одно типичное письмо.

«…Мне девятнадцать лет. Учусь на филологическом факультете П-ского университета. И признаюсь сразу, готовлюсь для литературной работы. Вот это признание я и выберу отправной точкой моего письма. Считается, что для литературной деятельности требуются более чем хорошая память, сила логического мышления и наблюдательность. Я привык считать, что обладаю этими качествами, но первые же мои литературные опыты показали их явно недостаточную степень. Передо мной встал вопрос: как развить в себе эти качества до уровня, необходимого в литературной деятельности. Я готов начать с „нуля“, чтобы восполнить свой пробел. В вашей статье говорится о необходимости донести в доступной форме до массы молодых людей уже выработанные наукой способы развития и тренировки самых общих способностей, а именно: памяти, логического мышления, наблюдательности, используя сегодняшние достижения психологии. Но от статьи в журнале до жизненного воплощения — дистанция огромного размера. Поэтому я и обращаюсь к вам с личной просьбой помочь мне в приобретении, точнее развитии, вышеуказанных качеств. Укажите мне, пожалуйста, литературу по данному материалу и, быть может, пути ее изыскания; если возможно, с учетом моей пристрастности к литературе и, конечно, современных достижений психологии. Если вам для научной деятельности могут понадобиться результаты моих тренировок, я обещаю в качестве добровольного „подопытного“ сообщать их вам.

С уважением М.».

Читая это письмо, я испытывал затруднение и неловкость. Видимо, мой корреспондент любит дело, которому решил себя посвятить, и всерьез озабочен тем, чтобы интеллектуально ему соответствовать, но он почувствовал, что желание — одно, а возможности — другое. Он ищет помощи у науки. Общие фразы: работай над собой, трудись, повышай свой уровень, изучай жизнь, пиши, исправляй, уничтожай написанное, снова пиши, и в конце концов получится, — эти банальные рекомендации, хотя они, возможно, и справедливы, конечно, не удовлетворят М.