Он выглядел усталым, как и она сама.

Последние две недели были худшими в его жизни. И не только из-за хаоса, вызванного возвращением Харриет, нарушившим душевное равновесие Сары. На этот счет Пруденс была, безусловно, права. Но самым тяжким испытанием оказался разрыв с Пруденс. Гидеон старался забыться, поглощенный делом о клевете, и работал напряженнее обычного, посвящая этому делу больше времени, чем любому другому, гарантировавшему ему значительное вознаграждение.

Теперь у Пруденс не возникло бы искушения поставить под сомнение его профессионализм.

– Простите меня, Пруденс, но у вас нездоровый вид, – заметил он.

– Последние две недели я жила на одних нервах, – ответила Пруденс. – Плохо спала, а уж если быть до конца честной, то нынче утром меня затошнило на нервной почве. Надеюсь, вы понимаете почему.

В ее последней фразе, как ему показалось, прозвучал слабый упрек.

– Этого и следовало ожидать, – ответил он так спокойно, что ей захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым. – Вы сегодня что-нибудь ели?

– По правде говоря, – вмешалась Честити, – ничего.

Пруденс бросила на сестру сердитый взгляд:

– У меня нет аппетита, и это мое личное дело.

– Нет уж, позвольте заметить, – сказал адвокат. – Если вы упадете в обморок на свидетельском месте, это дело станет моим.

– Я не упаду в обморок, – ответила Пруденс.

– Не съедите ли тост с медом? – спросил он мягко. Она вздохнула, не желая показаться несговорчивой и раздраженной.

– Я не голодна, но если вы настаиваете...

– Не настаиваю. Всего лишь советую, – ответил он, поднимаясь из-за стола и направляясь к двери, чтобы отдать распоряжение Тадиусу, после чего сел на свое место. – А теперь позвольте мне объяснить, что произойдет сегодня утром.

Они внимательно его слушали, пока он им объяснял порядок ведения заседания. Пруденс слушала затаив дыхание и не заметила, как съела большую часть тоста с медом и, к своей досаде, почувствовала себя лучше, даже тошнота прошла.

Гидеон был настолько тактичен, что воздержался от комментариев.

– Итак, подведем итоги, – сказал он. – Сэр Сэмюел известил нас, что вызывает «Леди Мейфэра» в качестве свидетеля противной стороны. Он попытается дискредитировать это издание в глазах жюри, прежде чем у меня появится возможность вступить в игру в качестве защитника. Приготовьтесь к самым каверзным вопросам, Пруденс. Но если он нанесет значительный ущерб, я смогу взять реванш во время перекрестного допроса.

Пруденс, гадавшая, о какого рода ущербе идет речь, лишь кивнула.

Гидеон ответил ей ободряющей улыбкой.

– Возможно, мне удастся подорвать доверие к Беркли во время перекрестного допроса – в этом случае вы легко отделаетесь.

– Если они не узнают, кто я, – сказала Пруденс. – Надо надеяться, что этого не случится, однако уверенности нет.

– Они вас не узнают, – успокоил ее Гидеон.

– Вы гарантируете? Он улыбнулся:

– Надеюсь узнать кое-какие полезные для нас факты.

– Вы не можете сказать, о чем именно идет речь? Это облегчило бы нам жизнь, – промолвила Пруденс.

– Скажу в самый последний момент, когда не останется ни малейших сомнений. До одиннадцати часов многое может измениться.

– Понимаю вас, – произнесла Констанс, стараясь отвлечь внимание сэра Гидеона от Пруденс. – Но мы вне себя от волнения.

– Я тоже вас понимаю, но пока ничем не могу вам помочь. – Он взглянул на часы, которые вынул из нагрудного кармана. – Поговорим во время перерыва на ленч.