Задвижка на легкой, почти картонной, двери висела на одном винте, да и тот при желании можно было легко вытащить из гнезда. Дверь снова качнулась. Лоле стало страшно, тем более что за стеной и в коридоре было на удивление тихо – очевидно, шумная компания артистов уже успела переместиться в маленький ресторанчик, что находился через улицу от театра. Хозяин ресторана был ярым почитателем театра, всячески привечал артистов, держал свое заведение открытым до глубокой ночи и даже давал выпить в долг. Но не в Лолиных правилах было впадать в панику, замирать от ужаса и кричать слабым голосом: «Помогите!» Она прекрасно отдавала себя отчет, что вряд ли кто поможет в данной ситуации. Застать себя врасплох Лола не даст. Она скинула туфли и одним прыжком оказалась у двери, прихватив по дороге низенькую скамеечку. Не бог весть какое оружие, оглушить злоумышленника не удастся, но ошеломить в первую минуту возможно.

«Нужно срочно попросить Леньку, чтобы достал пистолет, хотя бы газовый», – мелькнуло в голове.

Дверь дернули сильнее, винт наконец вылетел из гнезда, задвижка с шумом упала на пол. Лола занесла над головой скамеечку, но тут же отбросила ее в сторону, потому что в приоткрывшейся двери показалась голова Валерии Борисовны Кликунец, Лолиной ложки дегтя в театральной бочке меда, а точнее, не меда, а патоки.

– Боже мой! – раздраженно воскликнула Лола. – Как вы меня напугали! Отчего вы не постучались, как все люди?

– Я стучала, но тихо, – медленно ответила Валерия, – не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил, как я вхожу к вам в уборную.

«Начинается!» – пронеслось в голове у Лолы.

– Что вам угодно? – сухо спросила она, решив на этот раз быть убийственно вежливой.

Валерия с любопытством осмотрелась.

– Пожалуй, в этой каморке я еще не была! – совершенно спокойно сказала она. – Сочувствую вам, девочка, здесь очень тесно.

– Вот именно, и одному-то человеку негде развернуться, – с намеком поддакнула Лола, но ее гостья сделала вид, что не понимает намеков.

Она вообще держалась очень свободно, как будто то, что она хотела предложить Лоле, было совершенно естественной вещью – ну как воды попить…

– Валерия Борисовна! – громко начала Лола, но та сделала шаг вперед и поднесла к губам Лолы сильно надушенную руку:

– Тише, дорогая, тише! Тут по коридору шмыгает эта… как ее, ну травести… голос еще такой писклявый…

Лола, вспомнив о ком идет речь, невольно поежилась – стареющая травести Лизка Штукина была для нее самой ненавистной личностью в театре, ярой сплетницей и злопыхательницей.

– Так что будем вести себя примерно, – улыбнулась Валерия, – чтобы никто ничего не узнал…

– О чем не узнал? – разъярилась Лола.

– О том, что мы с вами проводим время вместе, – с наглой улыбкой сообщила мерзкая тетка.

Лола даже задохнулась от негодования и поглядела Валерии прямо в глаза, отведя ее руку от своего лица. Вот как раз теткой-то ее и нельзя было назвать, против воли признала Лола. Валерия была очень даже не первой молодости, но холеная, ухоженная дама. От нее веяло давним и устойчивым богатством, о котором говорили и уверенные интонации в голосе, и дорогой черный костюм безупречного покроя, и та самая антикварная брошка-змейка с бриллиантами и изумрудами, которую Лола имела глупость похвалить при их прошлом разговоре.