На пороге их встретила хрупкая очаровательная старушка, при виде которой растроганный Карл невольно расплылся в улыбке.

— Да, Марта живет у меня. Она переехала сюда после смерти ее мужа. Должна вам сказать, сегодня она неважно себя чувствует, — шепотом предупредила старушка, когда он вошел в коридор. — Доктор говорит, что у нее сейчас обострение.

Из комнаты в прихожую доносился кашель. Больная сидела в кресле у окна, заставленного горшками с пожухлыми комнатными растениями. Перед ней стояла целая батарея пузырьков с лекарствами, и вошедших она встретила настороженным взглядом запавших глаз.

— Кто вы такие? — спросила она, дрожащей рукой стряхивая пепел с тонкой сигары.

Ассад моментально сориентировался. Подойдя, он безошибочно нашел среди груды выцветших шерстяных пледов руку Марты, взяв ее в свою и произнес:

— Скажу только одно: то же самое было с моей матерью. Я понимаю, как вам нелегко.

Мать Карла на месте этой женщины сразу бы отдернула руку, но Марта Йоргенсен этого не сделала. «И откуда Ассад это знает?» — подумал Карл, стараясь сообразить, какую роль в этом сценарии следует исполнять ему.

— До прихода сиделки мы как раз успеем выпить по чашечке чаю, — с радушной улыбкой предложила Иветта.

Слушая объяснения Ассада по поводу их визита, Марта всплакнула. Гости успели дождаться чая и откушать печенья, прежде чем она справилась с собой настолько, что смогла говорить.

— Мой муж был полицейским, — произнесла она наконец.

— Да, фру Йоргенсен. Это мы знаем, — впервые подал голос Карл.

— Я получила копии дела от одного из его бывших сослуживцев.

— Вот как? От Класа Томасена?

— Нет, не от него. — Женщина закашлялась и глубоко затянулась сигарой, чтобы подавить приступ. — Мне передал их другой. Его звали Арне, но его уже нет в живых. Он собрал все документы, получилась целая папка.

— Вы дадите нам ее посмотреть, фру Йоргенсен?

Она схватилась за голову почти прозрачной рукой. Губы ее дрожали:

— Нет, дать ее вам я не могу. У меня ее больше нет. — Женщина умолкла и закрыла глаза. Очевидно, ее мучила головная боль. — Я не помню, кто брал ее у меня в последний раз. Ее просматривало несколько человек.

— Это не она? — Карл показал светло-зеленую папку.

— Нет, та была больше. — Марта покачала головой. — Серая и гораздо толще этой. В одной руке не удержишь.

— Может быть, есть какие-то другие материалы? Что-нибудь, чем вы могли бы с нами поделиться?

— Иветта, как по-твоему, им можно сказать? — Она кинула взгляд на подругу.

— Не знаю, стоит ли. Думаешь, надо?

Больная перевела взгляд на двойной портрет, стоявший на подоконнике между кувшином с водой и статуэткой Франциска Ассизского:

— Иветта, взгляни на них! Ну кому они навредили? — В голубых, глубоко посаженных глазах проступили слезы. — Мои детки! Неужели мы даже этого не можем для них сделать?

Иветта поставила на стол коробочку шоколада.

— Наверное, можем, — сказала она со вздохом и направилась в угол.

Там громоздились свертки старой бумаги от рождественских подарков и других упаковочных материалов, как напоминание о былых временах, когда во многом ощущалась постоянная нехватка. Оттуда Иветта вытащила коробку фирмы «Петер Хан».

— В последние десять лет мы с Мартой дополняли папку с документами следствия вырезками из газет.