— Нет. Не помирает. Но хочет сработать на опережение. А еще… — Я выдернул из рассыпавшейся веером стопки, следующего кандидата. К уже лежащим перед Натальей Никаноровной четырем фотографиям добавился светлый образ Аполлона.

— О, египетская сила… — Наталья Никаноровна прищелкнула языком. — А этому, что надо? Тоже в Мавзолей?

— Нет. Ему надо встретиться с дамой сердца. Не знаю, как он вообще с ней познакомился, живя в этом городе. Но уверяет, что большей любви в его жизни не случалось, — я схватил свободный стул и плюхнулся на него, закинув ногу на ногу. Руки сложил на груди. При этом бабку гипнотизировал очень выразительным взглядом. Надеюсь, она чувствует степень моей иронии. — Ну, что, Наталья Никаноровна, сдаётся мне, в Вашем плане есть крохотный изъян. Вместо одного кандидата у нас их… до хрена! И что будем делать? А?

— Заголять и бегать… — бабка задумчиво изучала лежащие перед ней снимки. — Херня какая-то, ребятушки… Какая-то херня… Словно кто-то нас кругами водит. Кто-то особо умный…

Я демонстративно хмыкнул. Мол, просто одна вредная старуха не хочет признать, что ее якобы гениальный план провалился. В общем, старался своим видом показать, будто сложившаяся ситуация меня веселит, но не беспокоит. Хотя, на самом деле, напрягся. Сильно. Только нельзя было допустить, чтоб бабка и Настя это заметили.

Просто в данный момент я был вроде как предателем. Относительно. Если считать нас троих — настоящими партнёрами и напарниками. А это вообще не так.

Я действительно ткнул бабку носом в фотографии тех, кто приходил. Валентина, Раечка, Матюша, Петр Иванович и Аполлон. Но это, скажем так, неполный список. Один снимок я специально не показал. Потому что в отличие от сидящей напротив Натальи Никаноровны, на данный момент уже точно знал, кто является тем самым Попаданцем.

После того, как Любомиров отчетливо услышал слово «гнида» и остановился, собираясь выяснить, с хрена ли ему это прилетело, стало понятно, нам с ним на роду написано быть врагами. Или, чтоб такой перспективы избежать, мне придется после каждой встречи вызывать Наталью Никаноровну, дабы она ему память чистила.

Иван Ильич налился краской. Он явно собирался разобраться, почему его подобными терминами обзывают. Раечка наоборот побледнела. Она смотрела на меня с мольбой во взгляде. Думаю, актриса решила, будто я столь удивительные выкрутасы начал исполнять под влиянием чувств, испытываемых к ней. Я же, как назло, именно в этот момент успокоился. Вернее, не я, конечно. Конкретно мне сразу было понятно, обзывать первого секретаря горкома гнидой — идея, прямо скажем, не очень хорошая. Бабкина сыворотка перестала провоцировать гнев и все эмоции подобного плана испарились. Главное, эмоции испарились, а вот оскорбленный Любомиров никуда не делся.

Однако, к счастью, ситуация не успела перейти к следующему этапу назревающего скандала. Дверь распахнулась, со всей силы ударив первого секретаря горкома по его же заднице. Не задался, видимо, у Ивана Ильича денёк.

— Хм… Не думала, что в субботу наш директор пользуется такой популярностью… — Рената Никитична, игнорируя Любомирова, который по ее вине отскочил в сторону и теперь стоял, потирая пострадавшую часть тела, протопала мимо него. Даже не поздоровалась. Ни с Иваном Ильичем, ни с Раечкой.

В руке у пожилой актрисы имелся зонт-трость. Зачем он ей нужен, представить не могу. На улице во всю жарило солнце. В зубах она держала уже знакомый мундштук.

— Не буду говорит доброго дня, потому как вовсе он не добрый, — заявила Рената Никитична.