- Не беспокойтесь, Филипп Михайлович, поможем! - успокоил его улыбающийся Харитон.

Сегодня мы впервые видели его не в морской форме (уже не боцман), а в новом сером костюме, белой сорочке и широком галстуке: теперь он заместитель начальника станции!

Затем Филипп Мальшет пригласил нас в столовую. В кают-компании у них обедал лишь ведущий состав, и для такого торжественного и многолюдного банкета помещение было слишком мало. Все не торопясь, весело переговариваясь, потянулись в столовую.

Я шла рядом с Иннокентием. Он был в черном костюме, белой рубашке, галстуке с абстрактным рисунком - что-то синее, белое, черное. Я надела шелковую, черную в белую крапинку длинную юбку и нарядную белую блузку. На шее, как всегда,- ожерелье из опалов. Сильно отросшие волосы я распустила по спине, расчесав их чуть не сто раз гребенкой. Кажется, я в этом наряде особенно понравилась Иннокентию. Чуть-чуть повеселев ("праздновать так праздновать"), шли мы с Иннокентием под руку по корабельному коридору...

И вот я увидела идущую нам навстречу красивую девушку, она была до того похожа на Ларису, что я чуть не вскрикнула от удивления.

Но если в жене Иннокентия была какая-то вульгарность, дешевка, то здесь все было в меру, все изящно. Умные, живые и лукавые карие глаза, нежная смуглота кожи, темные густые волосы, умело и модно уложенные на затылке.

Девушка остановилась так внезапно, словно ее толкнули, и я услышала сочный, удивительно приятный голос:

- Иннокентий! Ты...

- Дита! - радостно воскликнул Иннокентий.- Ты здесь? Мы остановились. Начались приветствия, рукопожатия.

- Познакомьтесь: Дита Колин. Марфенька Петрова... Дита подала мне руку, такую же горячую, с огрубелыми ладонями, как моя.

Мне показалось, что в лице девушки что-то дрогнуло.

В столовой Дита села рядом с Иннокентием, так как ей, естественно, хотелось поговорить со старым знакомым. Пока все рассаживались, смеясь и шутя, передавали друг другу закуски, кто-то разливал вино. Дита расспрашивала Иннокентия о его делах, об общих друзьях. Они, как я поняла, вместе работали в каком-то институте.

- А как ты попала на "Дельфин"? - перебил ее Иннокентий.

- Я работала с профессором Мальшетом и давно мечтала об экспедиции...

- Почему же я не видел тебя на острове?

- Я как раз простудилась в эту бурю и не сходила на берег. А как твой мальчик... Юрий? Что дома?..

- Юрка здоров, с осени идет в школу... Я расскажу тебе потом подробнее...

Ну конечно, времени у них впереди много - целых два года!.. О, как вдруг стало нехорошо у меня на душе! Как скверно все выглядит со стороны. Как мне плохо! Как все, все у меня плохо! И папа умер...

Иннокентий обернулся ко мне. Глаза его расширились.

- Марфенька, тебе дурно? Дорогая моя... Надо же. Должно быть, у меня было совсем помертвевшее лицо, так как Иннокентий вконец расстроился. А вокруг смеялись, острили, провозглашали тосты, чокались, одной мне было так невыносимо плохо, и, честное слово, это была не только ревность, но и муки совести. Пусть семьи фактически не было, но раз был Юрка, то все же я как бы разбивала семью. И уж совсем ни к чему появилась на пароходе эта Дита Колин - улучшенный вариант Ларисы. Почему-то ведь Иннокентий увлекся Ларисой, любил ее... И если бы она была умнее, добрее, тоньше - это чувство, конечно же, не прошло бы.

Возможно, он опять инстинктивно потянется именно к такой вот женщине... похожей на Ларису, но лучше, обаятельнее, умнее. А меня он совсем не любит... Обманывается сам и невольно обманывает меня. Его чувство ко мне это лишь жажда душевного тепла, доверия, участия, чисто женской нежности... А больше ему ничего от меня не надо. Иннокентий испытывает ко мне все, что только может испытывать брат или друг, все - кроме страсти. Но тогда это тоже еще не любовь.

.