Говорили, что он никакой не летчик, а лишь в Гражданскую войну, будучи малограмотным пареньком из белорусской деревни, поднимался в воздух на французских самолетах того времени «Фарманах» или «Ньюпорах», сидел возле летчика с мешком на коленях и бросал на окопы вражеских солдат заостренные на концах короткие куски проволоки, похожие на стрелы, и эти стерженечки, визжа и кувыркаясь, набирая скорость, дождем сыпались на землю и, если попадали в голову или в плечо жертвы, пронзали человека насквозь. Не ахти какое оружие, а для солдата не менее страшное, чем нынешняя ракета или атомная бомба.
Другого опыта летной работы этот маршал авиации не имел, но у Сталина пользовался большим доверием.
Послушав эти страшные, и не очень страшные, а по большей части забавные рассказы, я на часок заходил в редакцию – тут продолжали лежать без движения мои очерки, и новых от меня никто не ждал, я отправлялся домой, и тут, к великой радости бурно подраставшей дочурки, шел с ней гулять, а то и в кино, детский театр, Уголок Дурова… И каждый раз мы с ней заходили к нашей маме, которая работала в аптеке кассиром, что была неподалеку от нашего дома. Работы у Надежды было немного, и она могла с нами поболтать.
Однажды после обеда я уложил Светлану спать, а сам подсел к телевизору, но тут меня отвлек телефонный звонок. Говорила незнакомая женщина:
– Это ваша жена работает в аптеке кассиром? – спросила она тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
– Да, это так, а в чем дело?
– Дело тут скверное, можно даже сказать отвратительное: она спуталась с директором аптеки.
Я спросил весело – почти с радостью:
– А он молодой, этот директор?
Наступила пауза, – впрочем, небольшая. В голосе моей незнакомки послышался металл:
– При чем тут возраст – молодой или старый?… Мужик как мужик.
– Ну, нет, извините – мужики бывают разные. Если директор молодой и красивый – одно дело, а если он старый козел – другое.
– Странно вы рассуждаете! Ну, положим молодой, и не безобразный…
– Молодой – это хорошо, – отвечаю я уже почти с восторгом. – Если моя жена нравится молодым, да еще не безобразным, как вы изволили сказать, это разве плохо? Значит, она интересная, я не ошибся в выборе подруги…
– Хороша подруга, если треплется!
– Подождите, подождите – что значит треплется? Вы же сама женщина, и судя по звонкому приятному голосу – молодая и даже, наверное, красивая. Вы лучше скажите: не треплются, а любят друг друга, приглянулись один другому, понравились. А вы должны знать по опыту: если вам понравился мужчина, вы, как я понимаю, тоже не отбежите в сторону.
– Послушайте, хватит скоморошничать! Вы что – чокнутый или от рождения идиот? Я вам говорю: спуталась!… Вы русские слова понимаете?
– Ну, положим, я вас понял. Что я должен делать?
– Как что?… Пресечь это безобразие!…
– Вот теперь все ясно. Но я пресекать ничего не стану, потому как это никакое не безобразие, а любовь. А со своим советом вы обратитесь к его жене. Вот она вам поможет.
На этом месте моя собеседница бросила трубку.
Вечером я подступился к своей супруге с щекотливым разговором:
– Кто у вас директор аптеки?
– А-а… Лысый башмак! Ко всем девчонкам нашим пристает. И ко мне тоже. А жена его смотрит на нас как фурия и злится. Наверное, придется уходить.
– Да, работа твоя мне не очень нравится. Я давно хотел просить тебя оставить ее. Ну, что нам твои шестьсот рублей, если я за очерк получаю в два раза больше? Прошли времена, когда нам было трудно.
– Но я вижу, и у тебя начались какие-то затруднения.
– С чего ты взяла? У меня все нормально. |