В конце концов получаю хорошую зарплату и обойдусь без этого гонорара. Но однажды он меня попросил позвонить самому Андропову или на худой конец его заместителю Цвигуну. И я позвонил Цвигуну. И говорил с ним довольно резко, на манер того: «А что, если бы вам не платили зарплату – как бы вы на это посмотрели?… А вот мне за работу над книгой не платят!».
Он выслушал меня внимательно, а затем сказал:
– Позвоните завтра директору Военного издательства.
Мне не пришлось никуда звонить; через пару часов позвонил сам генерал-майор Копылов, директор издательства, и стал меня отчитывать:
– Ты, Иван, что – дорогу ко мне забыл? Жалобу на меня катанул! И кому?… Или ты не знаешь, что это за заведение? Хотел в Колыму, что ли, меня заслать? Выписал я тебе гонорар. Приезжай.
Гонорар мне выписали большой – так, будто я книгу один писал. Получив деньги, зашел к директору, с которым и встречался-то раза два, а он меня Иваном называет. Встретил как старого друга. Продолжал журить за то, что к нему не зашел, – давно бы деньги отдали.
– А Чистякову?…
– Генерал положил мне руку на плечо:
– Нашел, о ком беспокоиться. У них там своя кухня.
Книгу хотя и не скоро, но выпустили. И раскупили ее быстро – в несколько дней. Помню, там была история с Пеньковским и другие громкие предательства и хищения. Раньше подобные дела хранились в тайне. Но они и тогда были. Только расхитителей этих не называли олигархами и новыми русскими, и они не ездили в бронированных «Мерседесах» и с охраной, а находились там, где им и положено быть, – в тюрьме.
Путевку мне Панна привезла домой, приехала счастливая, веселая, ходила по нашей комнате, подсела к пианино, взяла аккорды. Было видно, что играть она умела, но не стала. Говорила все больше с Надеждой, спрашивала, когда она пойдет в роддом и в какой – не боится ли? Спросила, что надо для будущей малышки, записала. Я отдавал ей деньги за путевку, но она не взяла, сказала, что путевка бесплатная, оплатили из какого-то фонда журналистской взаимопомощи. Я спросил:
– Будешь ли устраиваться на работу?
– Да, буду, но только уж по своей специальности. Я ведь кончила МАИ – авиационный институт, а журналистика у меня не пошла, я тут таланта не обнаружила.
– Ты что же – на завод пойдешь?
– Я инженер-конструктор. Поищу места.
– Но, может быть, тебе лучше в КБ Сухого, или Яковлева, или Микояна?… Хочешь, я посоветуюсь с Воронцовым? Он знает Павла Осиповича Сухого, испытывает его новейший сверхзвуковой самолет.
– Да, конечно, похлопочи, пожалуйста. Может, и возьмут меня.
Я тут же позвонил Воронцову. Он в своей обыкновенной шутливой манере спросил:
– Сколько ей лет?… Она красивая?…
Я сказал:
– Очень. И умна. И талантлива. Словом, это не просто молодая выдающаяся особа – это целое явление.
– Ну, если это явление, то пусть она ко мне придет, я поведу ее к старику и скажу: «Берите на работу, иначе не буду испытывать ваши самолеты».
Панна очень обрадовалась, она много слышала о Воронцове, видела его у нас в редакции – он заходил ко мне, – и сказала:
– Ну, если у меня будет такой покровитель…
Я с искренним сожалением заметил:
– Влюбишься в него, а я буду в ответе перед твоим мужем.
В этот момент Надя была на кухне, готовила угощение, – Панна сказала:
– Все вы, мужики, ревнивые. А я, действительно, влюбчивая. Вот теперь мне грустно оттого, что нам с тобой придется расстаться.
– Нет, Панна – такие красавицы, как ты – холодные. Вас любят все, и, чувствуя свою силу, вы не даете себе труда задержать на ком-нибудь свой убийственный взгляд. |