|
Это было как раз начало нулевых, и я опять попал в струю – за это десятилетие менты из загнанных, зачуханных шнырей превратились в уважаемых и богатых членов общества, которые могут себе позволить и дорогой отдых, и новую квартиру, и «Мерседес». И за все это время я стал одним из них, я принял условия и правила игры: клюй ближнего, гадь на нижнего, смотри в задницу верхним, я научился гнуть выю и заносить долю. Я просто принял эту систему и эту жизнь как должное, встроился в нее и преуспел. И до позавчерашнего дня я как-то и не думал, что может быть иначе.
А теперь… все было чужим. Все. Жалел ли я? Отжалел уже. Конечно… в том, что произойдет, нет ничего приятного, но… к этому, наверное, и шло. И мне Бояркин предложил не самый худший еще вариант: искупить вину кровью. У системы есть еще одно правило, такое же жестокое и беспредельное, как она сама. Время от времени требуется кого-то сдать. И если решили сдать тебя – ты должен взять все на себя, свое и не свое, неважно, отдать все, что сумели найти, промолчать про товарищей, которые делали и делают то же, что и ты, и про начальство, которое приказывало тебе это делать, – и идти на каторгу, в Нижний Тагил. Ментовская зона, самая старая – раньше хватало ее одной, а теперь их четыре, и все равно не хватает. Я же – если Бояркин сдержит слово, а он его обычно держит – не пойду по этапу. Мне предстоит нечто иное… В дверь постучали. Ну вот и они. Игра началась. Мой звонок – это словно отмашка: можно. Как у адмирала Колчака, который сам командовал своим расстрелом… Я с силой выдохнул: пора. Пересек кабинет, отпер дверь… за дверью гнусно улыбающийся Бабенко из инспекции, смотрящий в пол Саня Барыбин, один из моих оперов, и Гена Колташов – он кавказцами занимается. Переминающиеся с ноги на ногу бойцы ФЗ – физической защиты. – Полковник Матросов Александр Игоревич? Бабенко не скрывает своего ликования… почти не скрывает. Дурак. Запомнил он тот пикник на природе, когда я ему по морде заехал… запомнил. Дурак дураком… он и не понимает, что ему дали команду «фас», когда можно стало, а не он сам меня выследил и загнал. А может, ему все равно… Ладно, банкуй… – Он самый. – Пройдите в кабинет. – А в чем дело? – Пройдите в кабинет…
Надо либо найти машину свою – а она все еще там, у института, либо ехать домой так, на такси или метро. Прямо передо мной резко свернуло к тротуару такси, остановилось рядом с женщиной в светлом пальто. Мне это сразу не понравилось… как что-то в душе царапнуло. Проходя мимо прислушался, услышал чисто украинское «та» вместо «да», тормознул… – Командир, до Сокольников… Таксист… у него прическа была странная, с боков все уже заросло – но все равно видно, что волосы там короче, чем по центру. Понятно, откуда ноги растут. Он тоже все понял – газанул, ударил женщину дверью, я успел ее подхватить… – Вы… с ума сошли. Вы что… делаете… – Спасаю вас… – я поставил ее на тротуар, – не видите, к кому в машину садитесь? Он же хохол. … – Нашли бы вас потом в лесополосе, если бы вообще нашли. Мне стало жаль ее. И делать все равно было нечего – Пойдемте. Я вам нормальное такси найду. Меня, кстати, Александр зовут. – Надя… – неуверенно сказала она.
Как-то раз один мент, не в жизни, а в фильме, сказал сакраментальную фразу: меня принимали в милицию полгода, а уволили за полдня. Нельзя выразить, как он был прав. |
