|
Это слово дрожит у нее на кончике губ, оно пришло само, но сколько она ни глядит по сторонам, нигде нет таких маргариток, как те, которые она ставила в вазу, думая о Жаке Амеро. - Что вам угодно, мадам? - Не мадам, а мадмуазель... ... Жак Амеро... Старенькая г-жа Амеро, которая... - Розы... Побольше роз... Лишь бы хватило денег. Она расплачивается. В последний раз пересчитывает купюры, мелочь. Лишь бы квартирантов не оказалось дома. Она на них не сердится, но они причинили ей боль. Они за это не в ответе. Они идут своей дорогой. Думают, что куда-нибудь придут. Она приоткрывает дверь в ложу консьержки - может быть, ищет случая поговорить хоть с кем-нибудь? - Мне нет почты, госпожа Бенуа? - Нет, мадмуазель, ничего нет. Она не подумала о розах: консьержка глядит на них с изумлением, и она улыбается кроткой, извиняющейся улыбкой. Доминика очень кроткая - так воспитала ее мать. Она бесшумно идет по лестнице. Ее приучили не шуметь на лестнице, не беспокоить людей, тушеваться. Тушеваться! Из какой дали пришло к ней это слово! Вот именно! Она всегда тушевалась! И теперь снова собралась стушеваться... Прежде чем задернуть шторы, она в последний раз глядит на дом напротив, слегка поднимает голову, замечает г-жу Руэ в башне. Башня на страже... Ее глаза увлажняются, она поворачивает выключатель и смотрит на себя, застыв перед зеркалом. Нет, до старой девы ей еще далеко. Она расстегивает платье. Открывает шкаф, и зеркало исчезает. У нее есть еще одна длинная ночная рубашка с отделкой из валансьенских кружев - в свое время она трудилась над этой рубашкой несколько месяцев. "Когда выйдешь замуж, она тебе послужит"... В ящике еще остался флакон золотистого одеколона. Доминика улыбается жалкой улыбкой. Она немного торопится, потому что чувствует, как в ней зреет что-то вроде протеста: она слегка задумалась, неужели никто не виноват в том, что она... Коробочка... где же коробочка... Она купила ее три года назад, когда из-за мигреней целыми ночами не могла уснуть... Приняла тогда только одну таблетку... Подумать только! Она как раз нынче утром прибрала в квартире. В комнате пахнет чистотой. Мебель сияет. Доминика пересчитывает таблетки и бросает их в стакан с водой. Восемь... девять... десять... одиннадцать... Этого хватит? Правда, если она захочет, можно еще... если... Нет! Теперь, когда она все знает, она больше не... "Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы..." Выпила. Ложится в постель. Немного перехватило дыхание-это из-за горьких таблеток. Она опрыскала постель одеколоном, разложила розы, вытянулась. Об одной ее маленькой подружке, которая лежала в гробу вот так, вся в цветах, мама говорили, всхлипывая: "Настоящий ангелочек!" Интересно, лекарство уже действует? Она не шевелится, ей совершенно не хочется шевелиться, а ведь она всегда так ненавидела лежать. Она слышит все звуки на улице, различает грохот автобусов, скрежет, с которым они меняют скорость в начале подъема; ей бы хотелось еще раз услышать звонок у Одбалей. И все-таки она что-то забыла! Главное забыла, а теперь уже поздно! Антуанетта ничего не узнает. |
