Киевский князь иронично хмыкнул и пояснил:

— Да Изяслав Владимирович, кой ныне в Новгороде-Северском княжит, свою двухродную бабку и в глаза-то не видывал. Да и сам ты, поди, ее не упомнишь. Сколь тебе было лет-то, когда ее не стало, три али четыре? Погоди-погоди, когда ж она богу душу отдала?.. — потер Мстислав Романович переносицу.

Андрей хмуро посмотрел на отца, морщившего лоб в тщетной попытке припомнить точную дату смерти своей матери. Его самого куда сильнее волновал вопрос, как попасть на рязанские рубежи, над которым он лихорадочно ломал голову. Придя к выводу, что батюшка прав, а если не идти по прямой, тогда остается еще одна дорога, он осторожно побеспокоил князя, выводя того из раздумий, и робко предложил:

— Тогда в обход. По Днепру на восход, чрез Смоленское княжество, а там вниз и прямиком…

— К Ярославу Всеволодовичу, — подхватил отец. — А ежели и он не дозволит чрез свои земли идти, тогда как? Возвертаться да сызнова по Днепру спускаться ажно до Лукоморья, а опосля по Дону вверх?

— Пусть так. Чай, половцы нам помехой не будут, — согласился Андрей и неуверенно покосился на отца, уже чувствуя очередной подвох, который не замедлил последовать.

— А ты не забыл, что Лукоморье — вотчина хана Данилы Кобяковича, а тот в шурьях у Константина Рязанского? — лениво осведомился киевский князь и подвел итог: — Нет, сыне.

— Не пройдем? — сокрушенно спросил Андрей и уныло опустил голову.

— Не в том дело. Мы просто не пойдем, — пояснил Мстислав Романович и сожалеюще посмотрел на сына, но столь же твердо продолжил: — Ведаю я, что третий десяток тебе давно идет, а окромя имени гордого — княжич киевский — за душой ничего боле нет. И у старших твоих братьев тако же, кого из них ни возьми. Все я ведаю. А токмо нельзя нам так. Али забыл ты давний уговор всех князей: «Кажный да сидит в отчине своей»? А ить Рязань под Мономашичами никогда не ходила — завсегда за Святославичами была. Стало быть, свара начнется, а я ее не желаю.

— Да почему свара? — запальчиво возразил Андрей. — Коль на то пошло, то можно и вместях с черниговцами да с новгород-северцами идти, а опосля поделимся.

— Поделимся… А делить-то как собрался? — полюбопытствовал киевский князь. — Неужто мыслишь, будто опосля того, яко мы подсобим Ингварю верх над Константином взять, сей княжич токмо своим Переяславлем удоволится? Да еще черниговцы с новгород-северцами долю свою затребуют. Али сам, по своему разумению сей пирог на ломти нарезать примешься? Кошкам по ложкам, собакам по крошкам, а нам, лю́бым, по лепешкам. Ох, чую, сызнова уйма обиженных эдакой дележкой сыщется. К тому же, пока мы полки сбирать учнем, да пока до Рязани стольной доберемся, Ингварь-младший и сам, поди, за отца своего отмстит.

— А ежели силенок не хватит? Ну как не возможет он злодея одолеть? Тогда что? — попытался возразить Андрей. Очень уж ему не хотелось расставаться с заманчивой идеей обрести пусть и небольшое, но свое собственное княжество.

— Тогда он помощи попросит, — пожал плечами киевский князь, но сразу же, покосившись на оживившегося сына, безжалостно уточнил: — У соседей.

Андрей нахмурился, понимая, куда клонит его отец, а тот, желая окончательно расставить все точки над «i», продолжил:

— Тем же черниговцам челом ударит али владимирским князям в ноги поклонится. К кому придет, тому и резон идти на Рязань.

— Так владимирцы те же Мономашичи, что и мы, — возмутился Андрей. — Выходит, им можно, а нам нельзя?

— Те, да не те.