Ярослав не привык к таким речам, но после пережитого такой взгляд на мир казался ему довольно заманчивым. Задумавшись, Евсеев вдруг очень ясно представил, какова будет его жизнь, если ему никогда больше не придется поступать, оглядываясь на кого-то, скрывать свои думы, все время чего-то опасаясь, и от этих мыслей Ярославу стало легко-легко, словно у него с плеч сняли целый пуд.
Пока Евсеев обдумывал сказанное попутчиком, Фатеев с улыбкой наблюдал за его меняющимся лицом. И хотя Ярослав так ничего и не ответил Юрию, Фатеев догадался, что его слова упали на благодатную почву, и пусть не сейчас, но очень скоро Ярослав согласится с ним.
Пока продолжался путь, беседы Юрия и Ярослава почти не прекращались, и действительно, постепенно, день за днем, яд Фатеевых речей проникал Ярославу в самую душу. Чем дольше слушал Ярослав Юрия, тем больше ему казалось, что он прав, прав во всем — от начала до конца, и вскоре уже открыто поддерживал Фатеева.
Евсеева, ставшего понимать этого странного человека, больше не настораживал пронзительный взгляд его стальных глаз, и странное чувство, сродни тому, которое испытываешь вблизи связанного, но от того не утерявшего своей свирепости хищника, которое поначалу возникало у Ярослава, наконец пропало.
Глава 5
Никогда не бывавший за пределами Углича, Ярослав за все время пути так и не догадался, что они едут отнюдь не в Москву. Конечно, немало этому способствовал Юрий, всегда сам разговаривавший со всеми людьми, с которыми по разным причинам приходилось иметь дело. Однако когда путники достигли широкого распутья, Фатеев свернул вовсе не на самую широкую и укатанную дорогу, которая, как можно было догадаться по ее виду, могла вести только в столицу.
За все время пути Ярослав так ни разу и не почувствовал себя слугой Юрия, но, несмотря на это, Евсеев никогда не смел перечить Фатееву, если, конечно, дело касалось только того, как Ярославу поступать и что кому говорить в дороге.
Так же и на этот раз, несмотря на свои сомнения, Ярослав не собирался ничего говорить Юрию, но тот первым затронул волновавшую Евсеева тему.
— Слушай, Ярослав, а ведь эта дорога не в Москву ведет, — сказал он Ярышу, притормаживая коня.
Евсеев воспринял эту новость молча, как будто она его не касалась.
— Я уже говорил тебе, — продолжал Фатеев, — что не в качестве слуги взял тебя с собой. Ты не думай, что ослышался: у меня на твой счет задумка была, еще когда у Димки тебя в первый раз увидел.
Ярослав по-прежнему молча взирал на Фатеева, ожидая дальнейших разъяснений.
— Знаешь, Ярослав, а я ведь вовсе не Московский боярин, как, наверное, тебе говорил Димка, и зовут меня вовсе не Юрий Фатеев.
Евсеев, наслушавшись от Юрия многих странных речей, нисколько не удивился.
— А какое это имеет значение? — спросил он, и, как ни странно, пришлось поражаться не Евсееву, но Фатееву. Юрий долго смеялся — он даже не подозревал, что его ученик окажется таким способным и обставит учителя.
— Это и впрямь не имеет никакого значения, если ты никогда не слышал моего имени. В тех местах, куда я сейчас собираюсь направиться, имя Герасим Евангелик знакомо каждому.
Ярослав напряг память, но так ничего связанного с этим именем и не смог припомнить.
— Так значит, это и есть твое настоящее имя? Мне оно ничего не говорит… Но почему ты его скрываешь?
— И вряд ли оно могло быть тебе известно. Не подумай, что хвалюсь, но большинство казаков, да и не только, оно приводит в трепет. Там, в Запорожье, у меня под началом состоят самые отчаянные во всей округе головы, и, уж поверь, очень многие люди желали бы продырявить мою башку или вонзить нож под сердце. Вот потому-то, находясь в незнакомых землях, я на всякий случай осторожничаю. |