— Да бросьте вы, Абрам Израилевич, терзаться. Посмотрите лучше, какая жопа у этой Сенчуковой! Жаль, что пощупать нельзя, — проклянет!

«Мое почтение, уважаемый Аналитик. Как там у вас на взморье погодка? У нас тут собачья».

«Здравствуйте, Дорогой Друг. Не знаю, что вы подразумеваете под словом «собачья», но здесь идет мокрый снег. Зима обещает быть ранней».

«Вот и хорошо. Кончай курить, вставай на лыжи, и ты избавишься от грыжи. Я вас, Аналитик, хочу попросить об одном одолжении».

«Всегда рад помочь, я весь внимание, Дорогой Друг».

«Меня интересует все тот же Виктор Павлович Башуров, в особенности его предки, если можно, до девятого колена. Не было ли у него в роду людей психически ущербных, одержимых, мягко говоря, странными идеями, не наблюдалось ли нервных патологий, передающихся на генно-хромосомном уровне?»

«Неужели, Дорогой Друг, у Борзого дурная наследственность? Надеюсь, это не врожденный сифилис?»

«И еще, уважаемый Аналитик, хотелось побольше узнать о некой Петренко Екатерине Викторовне, проживающей по такому-то адресу. Где работает, круг знакомств, интересы».

«Какие проблемы, Дорогой Друг. Алгоритм защиты фээсбэшного компьютера мы разгрызли, так что пошукаем».

«Благодарю вас, Аналитик, жду новостей. Конец связи».

Уже начинало темнеть, когда за Харьковом, на одном из перегонов, поезд встал. Со стороны паровоза загрохотали выстрелы, и скоро в вагон ввалились гарны хлопцы в папахах и синих свитках:

— Которые жиды, комиссары и белая кость, на выход!

Сквозь грязь вагонных стекол были видны выстроившиеся вдоль путей тачанки. «Видать, добром не кончится». Хованский незаметно переложил наган из внутреннего кармана френча в боковой, разминая, хрустнул пальцами.

Дурное предчувствие его не обмануло.

— А ты что за человек будешь? — Толком даже не взглянув на паспорт, купленный по случаю в Харькове же, у гравера, коротконогий кряжистый атаманец вперил в Семена Ильича налитые кровью глаза. От него за версту разило чесноком и самогонным перегаром. — Не иначе ваше благородие! Я вас, сволочь, нутром чую!

Действительно чуял. Не в бровь, а в глаз. Хоть и не так давно носил Хованский погоны штабс-капитана, но рода был знатного — от опричнины.

— Двигай на выход. — Сильные руки подтолкнули его к тамбуру, где уже скопилось с десяток животрепещущих душ. — Пущай атаман решает, что с вами делать.

Семен Ильич усмехнулся: какое будет резюме, известно, — к стенке. Хорошо, если сразу. Нечего, значит, и медлить. Выбрав подходящий момент, он резко ударил кряжистого основанием кулака в пах. Частые драки в кадетском корпусе, офицерские курсы рукопашного боя, пластунская служба в германскую даром не пропали. Не оглядываясь на скрючившееся на полу тело, Хованский стремглав бросился к выходу. За его спиной раздались крики, послышался топот сапог. Быстрее! С ходу раздробив колено чубатому парубку в дверях, штабс-капитан впрыгнул с поезда, сунул руку в боковой карман френча. Наган у него был офицерский, с самовзводом. Нажав на спуск, он тут же завалил рванувшегося было следом станичника, нырнул под вагон и что есть мочи припустил к видневшемуся неподалеку оврагу, забирая на бегу справа налево — так труднее подстрелить. Сзади послышался громкий мат вперемежку с мовой, резанули выстрелы, — но попробуй-ка попади.