— Да откуда ты это все узналъ? Этого даже и узнать невозможно. Все это вздоръ.

— Ну, вотъ… Кабатчикъ сказывалъ. Вѣдь они передъ кабатчикомъ-то не стѣсняются. Ему всѣ ихъ дѣла извѣстны.

— Кто же это станетъ воровствомъ хоть бы и передъ кабатчикомъ похваляться!

— Здѣсь похваляются! Здѣсь прямо… Здѣсь безъ зазрѣнія совѣсти… Встрѣчаются двое къ примѣру… Сейчасъ такой разговоръ: «Много ли изъ Охлебышева-то лѣса деревъ уворовалъ?» — «Четыре дерева Богъ послалъ». — «Ну, а я шесть спроворилъ». Зимой только тѣмъ и занимаются, что воровскую порубку дѣлаютъ по лѣсамъ.

— Да вѣдь тамъ караульный.

— Что караульный! Караульный за десять рублей на своихъ харчахъ живетъ. Далъ ему на сороковку — онъ и не смотритъ, бери сколько хочешь, только не попадайся.

— Что-то ты ужъ очень странное разсказываешь, покачалъ головой молодой человѣкъ.

— Ничего нѣтъ страннаго, отвѣчалъ Миней. — Зимой изъ лѣса дрова воруютъ, а лѣтомъ сплавныя дрова. По пяти, по шести саженъ девятки по ночамъ натаскиваютъ и на дворѣ у себя складываютъ. Чуть барку разобьетъ — они опять тутъ какъ тутъ. Какъ воронье налетятъ. Нѣтъ, здѣсь мѣсто самое воровское. Тутъ только воровствомъ и живутъ. А то неурожай! Въ здѣшнихъ мѣстахъ для крестьянъ ни урожая, ни неурожая не бываетъ. Еще бабы сажаютъ себѣ цикорія да картошки самую малость. Ну, овсеца чуточку, сѣна покосятъ… Да что, объ этомъ и разговаривать не стоитъ! закончилъ Миней и махнулъ рукой.

Молодой человѣкъ помолчалъ, покачалъ головой и вошелъ въ калитку.