Беверли указала на скамейку, стоявшую у дорожки. В глубине напротив высилось викторианское чудовище — сплошные серафимы и херувимы с неестественно длинными трубами.

— Я сделала кое-какие выписки. — Она протянула ему записи.

— Как тебе только удается их добывать? — поинтересовался он.

— Не спрашивай, — ответила она.

Мрачность тона и выражения ее лица подсказали ему ответ.

— Единственная странность, на которую я обратила внимание, это показания профессора Пиринджера и доктора Шахина, — заметила она, пока он читал. — Пиринджер утверждает, что провел вечер в том же театре, что и Шахин, и при этом оба настаивают на том, что не видели друг друга.

— Это потому, что они любовники, — отрываясь от записей, пояснил Айзенменгер.

На ее лице мелькнула догадка.

— И они стараются это скрыть? Почему?

— Потому что существуют подозрения, что Шахин получил свое место лишь благодаря протекции Пиринджера.

Она задумалась.

— То есть они были в театре вместе, но не хотят этого признавать? И они решили воспользоваться своим алиби в минимальной степени, не сообщая о том, что были вместе.

— Думаю, да. Вряд ли они не смогут вспомнить название пьесы или содержание третьего действия. Может, во время спектакля была объявлена пожарная тревога, о которой они не упомянули?

Она с деланной трагичностью покачала головой:

— Хорошо бы.

Далее шли показания Виктории Бенс-Джонс.

— Они даже Викторию допросили, — с удивлением заметил он.

— Старший инспектор Гомер всегда отличался дотошностью. — Почему-то это заявление резануло его слух.

— Ее муж обеспечил ей алиби.

— Надеюсь, ты не считаешь, что все это было совершено женщиной?

Он вынужден был признать, что до сих пор об этом не задумывался.

— В этом случае главную трудность составляли бы изъятие и перенос массы внутренних органов, которая весит около десяти килограммов. Женщина вряд ли на такое способна.

Но даже произнося это, он знал, что дело не в этом. Тела лежали на земле, и для того чтобы вскрыть череп для удаления мозга, их надо было поднять и чем-то подпереть сзади. Могла ли это сделать Виктория Бенс-Джонс? Он задумался.

— Боюсь, Виктории вряд ли удалось бы с этим справиться. Алисон фон Герке стара для этого. Но она сильна, как ломовая лошадь, и в принципе могла бы осуществить такое, хотя я все равно плохо себе это представляю.

— Может, мы в таком случае сразу вычеркнем их из списка подозреваемых?

— Может, — осторожно ответил он, чувствуя, как что-то не дает ему покоя. — Но я бы чувствовал себя увереннее, если бы знал, чем именно был вызван ее стресс.

— Какая разница, если мы исключаем ее на основании физических возможностей.

Айзенменгер ничего не ответил и вновь склонился над записями. Алисон фон Герке ездила к матери, Тревор Людвиг с женой и детьми был на матче по регби, а Льюи, как ни странно, ходил в церковь.

— Надо сказать, я никогда не замечал наличия у Льюи религиозных чувств.

Беверли пожала плечами:

— Гомер уже проверил все алиби. Алиби Льюи подтверждено священником.

В результате они снова оказались у разбитого корыта. Айзенменгер вздохнул и вернул записи Беверли.

— Пусть это лучше побудет у тебя.

Она положила бумаги обратно в портфель и повернулась к нему:

— Ну а что у тебя?

Он рассказал ей о найденных в кабинете Милроя коробках и об их содержимом, и Беверли даже присвистнула:

— Ничего себе! И что это так его допекло?

— Судя по всему, любовная трагедия.