– Да, пожалуйста, устраивайся поудобнее, – сказал Бестер. – Нам предстоит долгая ночь. В конце ее ты будешь мертв, но я намерен посвятить этому мое время. Так редко теперь попадается случай этим заняться. – Он сделал еще глоток вина, потер здоровой рукой другую, всегда сжатую. – Начнем?

Он заморозил голосовые связки Джема, так что головорез мог издать лишь жалкое подобие квохтанья. Но его мозг – ах, он был охвачен паникой, прекрасной разновидностью ужаса.

"Это глюки, – говорил себе Джем, – это не взаправду."

Бестер погрузился в его мысли как скальпель в масло.

"Нет, боюсь что нет. Это более взаправду, чем ты можешь вообразить."

И "скальпелем" он принялся "стачивать" Джема кусок за куском.

Он уверился, что злодей чувствует, что умирает, наблюдал, как тот в последний раз пытается вырваться. Его расширенные глаза гасли и туманились, его глотка пульсировала, тужась закричать, но Бестер этого не позволил.

И вот он был мертв, хотя его тело еще функционировало. Все, что только что было Джемом, было извлечено из него.

Бестер взял паузу, отпил еще вина, пока дышащее тело пялилось в потолок. Он отошел и, поскольку кишечник и мочевой пузырь Джема самоопорожнились, открыл окно – впустить свежего воздуха. Он потянулся, попробовал размять мышцы шеи, включил телевизор посмотреть, сообщается ли что-нибудь о пожаре. Это заняло десятисекундный эпизод в местных новостях. Картинка показала отель, Луизу, пожарные машины, но себя он не увидел.

Он пошел в кухню и приготовил кофе, затем вернулся туда, где с открытыми глазами лежало тело. Затем с должным вниманием и тщательностью он стал собирать Джема вновь.

Было почти утро, когда он возвратился в отель. Разбитое окно было загорожено картоном. Он отпер ключом дверь, навстречу ему ударил едкий сырой запах гари.

Единственная лампа была включена на одном из необгоревших столиков. Луиза с усталым видом сидела в ее свете перед пустой бутылкой.

– Вы заключили другой контракт, догадываюсь, и пришли за своими вещами?

– Нет. Я, напротив, думал немного поспать.

Она покачала головой.

– Отель закрыт.

– Почему? Ущерб-то ничтожный.

– Ничего себе ничтожный – в окно метнули зажигательную бомбу.

– Вы не хотите закрывать отель.

– Кто вы, чтобы говорить мне, чего я хочу? Вы обо мне ничего не знаете.

– Я знаю женщину, которая, когда я ее увидел в первый раз, защищала то, что ей принадлежало. Я знаю – она не отдаст это так просто.

– Ничего не просто. Все – не просто. Пять лет я пыталась держать это место на плаву. Пять лет – наблюдая, как иссякают мои сбережения. Достаточно. Мне конец.

– У вас нет денег на ликвидацию следов небольшого пожара?

– Что в этом толку? Они только сделают это снова, или что похуже – пока я снова не начну платить им, чего я позволить себе не могу.

– Возможно, вы удивитесь.

– О чем вы?

– Просто, вы можете быть удивлены, только и всего. Что-то случается. Что-то меняется.

– Некоторые вещи – нет, – она медленно шлепнула по столу. – Знаете, сперва я думала, вы на что-то надеетесь относительно меня. Постель. Так? Это причина вашего упорства?

– Нет.

– Что тогда?

– Мне нужно место, где остановиться, вот и все. И я не люблю хулиганов. Не люблю, когда мне диктуют, что я должен делать.