Какое именно в данном случае "ибо", Катрин забыла - все стороны выдвигали такую массу условий и требований, что упомнить детали невозможно. Вот на левом фланге в демократическом строю (обычно именуемым "толпою") стоят представители Петроградской думы и иных либеральных слоев общества. Вызвались идти из городской думы и грудью защитить Временное правительство, отшагали строем, распевая "Марсельезу" от Казанской площади, а теперь как-то съежились и оробели, несмотря на совместное приглашение и многократно подтвержденные гарантии безопасности Временного правительства и ВРК. Хотя и понятно - у вооруженных сторон остаются явные и тайные козыри: и трехдюймовки с картечью, и пулеметы, и Петропавловка, по несколько преувеличенным слухам готовая начать всеми батареями тотальную бомбардировку дворца, а вот думцы, кроме сомнительной брони теплых пальто, подбитых бобровым и хорьковым мехом, особых резервов не имеют.

- Вы снимать-то будете? - взволновался Колька.

- Постой, тут без спешки, тут одним планом брать нужно, - бормотал оператор, поднимая треногу на корму машины. - Тут такая история, брат...

Он оборвал сам себя, швырнул кепку на сидении и припал оком к кинокамере. Застрекотало...

Это правильно - ученого учить, только портить. Оператор приник к камере как к пулемету, изнывающий Вертов односложно подсказывал коллеге. Катрин сидела на переднем сидении и слушала доносимую порывами ветра музыку. Мятежные силы приближались...

- Встретить, встретить нужно, - в отчаянии застонал режиссер. - Петр Карлович, перезаряжай же! Николай, будьте добры...

- Так я готов, - заверил водитель. Авто мягко и мощно взяло с места.

Силы ВРК должны были вступить на площадь через ворота Главного штаба. Туда, в сторону череды огромных арок, в сторону приближающейся грозной и непонятной музыки сейчас смотрела вся площадь. Тянули тонкие шеи юные юнкера, распахивали глаза ударницы, бледнели думцы...

Катрин, наконец, разобрала знакомую, казалось, уже навсегда забытую мелодию:

- Есть у Революции начало,

Нет у Революции конца!

Миру мы несём рассвет Вселенной,

Нашей правды светлые слова,^[44]- торжественно предрекали штабные динамики.

"Лорин" остановился на подъезде к арке, оператор взял общую панораму, машина тихо двинулась ближе к проезду.

- Медленнее, Коля, медленнее! - умолял Ветров.

Извне к площади приближалась черная волна. Броневики, автомобили и вооруженные до зубов люди, издали казались единой массой. Флаги на броне и в руках лишь изредка попадая в полосы света, озарялись багряно-алым. Дракон социалистического восстания подползал к Дворцовой, по его мощному телу пробегала дрожь отблесков щетины штыков.

Камеры Катрин больше не слышала. И вообще ничего не слышала. Стало вдруг еще страшнее: черный единый организм заполнил короткий туннель арки, вот сейчас рухнут высокие и легкие распахнутые ворота, хлынет новая революция на площадь, и задробят по ней пулеметы с крыш и окон, ударит в упор картечь. И пройдет поредевший 1-й Отдельный Красногвардейский дозорно-штурмовой по телам и крови, ударит "в штыки"...

Авангард революционного полка чуть притормозил перед имперским изяществом кованых ворот. Легкая фигурка прыгнула с крыши автомобиля на витиеватую решетку имперских ворот, не забывая изящно поддерживать юбку, вскарабкалась повыше.

- Товарищи! Вот она - цитадель старого прогнившего мира! Рвануть бы их всех разом! - товарищ Островитянская взмахнула бутылочной гранатой. - Но мы с вами не в убогое царское время вступаем. Нет, и не будет у нас привычки всех разом давить к ногтю и заставлять кровью харкать. Они нашу силу и так видят. А бомбы прибережем на самый крайний случай!

О, неброское чудо радио-микрофона! Четкий звонкий голос слышал и весь 1-й Красногвардейский дозорно-штурмовой, и, наверняка, слышала вся площадь.