— Перед тем как сойти на берег, мисс, господин сказал мне: «Присмотрите за мисс Милфорд, Гибсон, пока я не вернусь».

— Меня не заботит, что его светлость сказали или чего не говорили, — произнесла с достоинством Ола. — Я должна покинуть яхту, Гибсон, и я была бы признательна вам, если бы вы выполнили мои распоряжения.

— Сожалею, мисс, но этого я не могу сделать!

— Вы хотите сказать, что отказываетесь доставить мой чемодан на берег?

— В общем, да, мисс, я не разрешаю вам уйти, — ответил Гибсон. — Кроме того, вы еще недостаточно окрепли для долгой ходьбы, и вы знаете это так же хорошо, как и я.

— Но я… должна… сойти, Гибсон.

Он покачал головой, и вместо того, чтобы напуститься на него, что она сделала бы раньше, Ола от ощущения безысходности опустилась на кровать.

— А теперь, мисс, знаете, что я сделаю, — сказал Гибсон другим тоном, — я принесу вам хорошую чашку чая. Нет ничего лучше чашечки чая, когда чувствуешь себя расстроенным.

Он вышел из каюты, захлопнув за собой дверь, и Ола приложила руки к глазам, как бы собираясь с мыслями.

— Если я останусь здесь, я наврежу маркизу, — сказала она, — а я не должна этого делать.

Она решила, что раз Гибсон устроил ей преграду, она должна будет уехать без своего багажа.

Ола знала, что он пойдет на камбуз приготовить ей чай, поэтому если не мешкать, то можно будет проскользнуть на палубу и поскорее скрыться, пока он хватится ее.

«Морской волк» был притянут к причалу, и она могла сойти на берег по трапу.

Она взяла свой кейс с драгоценностями и очень тихо, чтобы никто не услышал, подошла к двери и повернула ручку.

Дверь не поддалась, тогда она снова повернула ручку и с негодованием поняла, что Гибсон запер ее!

Это было уже чересчур с его стороны, и она подошла к иллюминатору, сожалея, что ей не удастся протиснуться через него и поплыть к берегу, показав тем самым свою независимость.

Она снова села на кровать, сняла свою шляпку, швырнула ее в сердцах на пол и почувствовала себя еще более усталой.

Услышав, как возвращается Гибсон, она решила сказать все, что она думает о его дерзком поведении, когда он обращается с ней, как с маленьким ребенком.

Он был так добр и так умело ее лечил, но сейчас он перешел границы дозволенного.

Она услышала, как поворачивается ключ в замке и увидела на пороге не Гибсона, а маркиза.

Он вошел в каюту, и, заметив, как маркиз бросил взгляд на собранный чемодан, Ола поняла, что он был уже в курсе ее намерения.

Но когда их глаза встретились, она почувствовала, что не в состоянии просто произнести слова протеста. Глядя на него, она подумала, как он был красив и силен, когда сбил Жиля с ног.

— Извините, что меня так долго не было, — сказал маркиз. — Вы, наверное, гадали, куда я ушел.

— Я… я хотела… уехать… но Гибсон мне не позволил.

— Куда вы хотели уехать?

— От вас… чтобы Жиль не смог… навредить вам и рассказать… королю и королеве.

— Думаю, что ваш стремительный отъезд вряд ли изменил бы что-либо в его рассказе, если бы ему было позволено поведать его.

Глаза Олы изумленно расширились.

— Вы не позволили ему сделать это?

Маркиз кивнул.

— Но… как? Что вы… сделали?

У нее мелькнула мысль, что маркиз ранил Жиля или даже убил его. А эта беда была пострашнее угроз Жиля. Но такой поступок был так не похож на маркиза.

Она все еще сидела на кровати. Маркиз подошел к ее витиеватой бронзовой спинке и, положив на нее руки, посмотрел на Олу.