— Ни сторожа, ни дежурного лакея в холле? — поинтересовался маркиз.
— Они все были на другой стороне дома.
— Итак, вы убежали со своим багажом, — сказал маркиз. — Какая женщина устоит, чтобы не позаботиться о своем внешнем виде, даже в самой отчаянной ситуации?
— Я уже говорила вам, — ответила Ола, — что у меня не было денег. Было бы глупо тратить на одежду то, что я могла получить от продажи драгоценностей моей матушки.
— У вас есть драгоценности?
— Пожалуй, с моей стороны было неосторожным упоминать о них, когда я намерена путешествовать одна, — ответила Ола, — но они мое единственное спасение от голода!
— Обещаю вам, что не выкраду их!
— Я знаю, — сказала презрительно Ола. — Но я была достаточно глупа, чтобы довериться Жилю, и теперь я никогда не поверю мужчине вновь… никогда… никогда… даже вам!
Маркиз не мог удержаться от улыбки, слыша злость в ее голосе. Ее глаза, которые он видел в свете огня, были зелеными и в них, казалось, сверкали проблески стали.
— Мне интересно узнать, — сказал он, — что столь предосудительного совершил ваш кузен Жиль.
— Он помог мне убежать и затем, на полпути до Дувра, он… сообщил мне, что… намерен… жениться на мне!
Маркиз рассмеялся.
— Вы должны были это предвидеть, вы же так богаты.
— Но Жиль стар! Ему уже немало лет, и поскольку он всегда был холостяком, как могла я… представить, что он захочет… жениться на мне?
Она подумала, что маркиз опять объяснит поведение Жиля ее деньгами, поэтому продолжила:
— Жиль сказал мне: «Когда мы поженимся, я буду рад управлять вашими делами, но, поскольку я нахожу вас чрезвычайно привлекательной, Ола, я буду испытывать такую же радость от женитьбы на вас».
— И каков же был ваш ответ? — спросил маркиз.
— Я сказала ему, что скорее умру, чем выйду за него, и что раз он предлагает мне подобное, то является предательской свиньей, Иудой, которому мне не следовало бы доверяться.
— Сильные слова! — сказал, смеясь, маркиз.
— Вам это кажется смешным, — воскликнула Ола, — но я поняла тогда, что мне теперь надо бежать не только от моей мачехи… но и от Жиля!
Она набралась с духом, чтобы продолжить неприятный ей рассказ:
— В нем было что-то… пугающее меня… и не только то, что он намеревался прибрать к рукам мое наследство… но и то, как он глядел на меня, когда мы остановились на обед.
Она взглянула поверх коврика перед камином на маркиза и продолжала:
— Вы, наверное, думаете, что, будь я чуть поумнее, я убежала бы от него тогда же, но мы были в маленькой почтовой гостинице, и за обедом не было никаких проезжающих, кроме нас. Если бы я попыталась убежать, Жиль легко бы мог настигнуть меня, да мне и трудно было бы бежать с моими драгоценностями.
И она взглянула на кейс, стоявший возле ее кресла.
— Я вас не осуждаю, — мягко сказал маркиз.
— Вначале, приехав сюда, я собиралась сесть на обычное судно, курсирующее через пролив, и добраться до Франции, продолжала Ола, — но теперь, чтобы укрыться от кузена, я должна нанять другое судно.
— Почему он не женился на вас в Англии?
— Он думал об этом, — отвечала Ола, — но боялся, что возникнут трудности с тем, что у него не было разрешения моей опекунши. Он сказал мне, что хочет выдать себя за моего опекуна, и если он не поскупится, то французы окажутся более сговорчивыми, чем английский священник, и проведут свадебную церемонию. |